Начало: Статьи и публикации |
При взгляде на знаменитую картину В.Сурикова "Боярыня Морозова" внимание главным образом сосредотачивается на двух полных драматизма фигурах: образе староверки Федосьи Прокопьевны Морозовой, мятежно вскинувшей руку, и на полураздетом юродивом, сидящем на снегу. В рваном рубище, с грязной тряпкой на голове и с большим железным крестом на груди, юродивый благословляет двуперстным крестным знамением фанатичную страстотерпицу. Боярыня должна быть казнена, ибо восстала, по ее убеждению, за веру правую против "никонианской веры". Юродивый, являя собой отребье человеческое, также страдает по вере своей. По внешнему виду он походит на сумасшедшего. Однако творимое им благословение показывает, что он правильно понимает происходящее, а следовательно, имеет здравый ум.
Кто же они, взявшие на себя тяжелейший подвиг юродства? Что хотели они сказать людям такое, чего нельзя было сообщить нормальным, доступным языком? Зачем надо было им переносить на себе каждодневное глумление от тех, за чье спасение они ратовали, повергая себя в прах и пепел? Учитывая, что юродство как феномен — явление сугубо индивидуальное, было бы наивным отыскивать в их биографиях какие-то общие мотивы или цели. Ясно, однако, что появление юродства было обусловлено резким падением общественной нравственности. Возникала необходимость обличения порока, тирании, распущенности и массового разврата. Когда здравые воззвания и призывы к возрождению высокой морали по причине всеобщей глухоты уже не тревожили общественную совесть, юродивые стали действовать от обратного, или, говоря словами ап. Павла, "...благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих" (1 Кор. 21:21).
Чтобы стать истинно юродивым, человек сознательно отрекался от родства, от всех благ земных и добровольно шел на всевозможные унижения. Осознавая, что гордыня есть величайшая язва человечества, юродивые "Христа ради" развивали в себе хронический душевный недуг и своим странным видом, парадоксальными поступками, резким и беспощадным обличением зла и неправды вызывали на себя насмешки, оскорбления, брань и побои. Вот почему жизнь юродивого являлась постоянным нахождением между желанием нравственного спасения ближних и фактом жестокого глумления над ним как над человеком.
Разница между сумасшедшим и юродивым, предположительно, в том, что юродивый, внешне поступая как безумный, осознавал мотивацию своих странных поступков и действовал, при всей хаотичности, целенаправленно. Так, один из первых юродивых Андрей Цареградский признавался одному из своих почитателей в том, что он испытывает, когда чувствует благодать Божию. Конечно же, явно безумный, лишенный здравого восприятия не смог бы вполне логично передать свои чувства собеседнику.
В основной своей массе юродивые были как бы внутренними эмигрантами и всячески скрывали свои подлинные цели, мысли и побуждения. Они считали себя свободными даже от элементарных обязательств по отношению к человеческому обществу, к его приличиям и нравам. Эта демонстрация крайнего нигилизма, порой переходящего в откровенный цинизм, избиралась затем, чтобы вернее бросить свой вызов обличаемым людям. И это делали даже те юродивые Христа ради, святость которых была официально подтверждена канонизацией. Юродивый Христа ради не искал ни человеческого уважения, ни человеческой любви. Он даже не хотел оставить среди людей о себе добрую память. В этой-то установке и заключался источник той силы, той смелости и того мужества, которые проявляли юродивые, проходя скорбный путь своей земной жизни.
Вот как живописал Василия Блаженного, юродивого Христа ради, в честь коего был переименован храм Покрова на Красной площади, Алексей Толстой: "По улице шел человек лет сорока, в одной полотняной рубахе. На груди его звенели железные кресты и вериги, а в руках были деревянные четки. Бледное лицо его выражало необыкновенную доброту, на устах, осененных реденькою бородой, играла улыбка, но глаза глядели мутно, неопределенно..." В детстве Василия отдали учиться сапожному мастерству. Однажды пришел человек заказать крепкие, на несколько лет ношения сапоги. Василий при этом улыбнулся. Позже хозяин спросил, что бы значила эта улыбка? Василий ответил, что странно видеть, когда человек заказывает сапоги, чтобы носить их несколько лет, хотя завтра он умрет. Так и случилось. После этого Василий, оставив хозяина, стал юродствовать. Его боялся сам царь Иван Грозный и чтил его "яко провидца сердец и мыслей человеческих".
Особой любовью русского народа пользовалась юродивая Ксения, жившая в Петербурге. В двадцать шесть лет она потеряла горячо любимого мужа, после чего в корне изменила свою жизнь. Злые языки уверяли, что она просто сошла с ума от горя. Она раздала собственное имущество, стала носить одежду мужа и представлялась его именем. С этого момента она уже никогда не придерживалась условий нормальной жизни. Торговцы чуть ли не насильно совали ей в руки товар, ибо верили: если она к нему прикоснется, торговля будет успешной. Извозчики умоляли ее сесть к ним в бричку. Из уст в уста передавались предсказания блаженной Ксении.
Духовное "кочевничество", свобода, доходящая до индивидуального анархизма, во всей полноте развертываются в жизни юродивых. И в то же время поразительная смелость обличения, как это блестяще показано Пушкиным в "Борисе Годунове". Царь: — Молись за меня, бедный Николка. Юродивый: — Нет! Нет! Нельзя молиться за царя Ирода — Богородица не велит". Всего одна обличительная фраза, но какая убийственно-поражающая сила заключена в ней!
И все же естествен вопрос, не являются ли юродивые только отдельными разновидностями оригинальных (чисто психологически) личностей? Не развенчивают ли они религиозную сторону жизни? Знаменитый психолог Уильям Джеме называл юродивых "гениями" в религиозной области. И заключал: чем гениальнее человек, тем больше его отклонения от нормы. Он пишет: "Медицинский материализм воображает, что покончил со св. Павлом, объяснив его видение на пути в Дамаск как эпилептический припадок. На св. Терезу он с презрением накладывает клеймо истерии и в св. Франциске Ассизском видит только дегенерата. Отвращение Джорджа Фокса (квакера. — Э.Г.) к окружающему его лицемерию... он рассматривает как симптом расстройства кишечника... Медицинский материализм имеет слабость сводить таким образом на ничто духовное значение великих личностей".
А вот суждение епископа Варнавы (Николай Иванович Беляев, 1887—1963), который в 20-е годы принял подвиг юродства, что не помешало ему написать четырехтомный труд "Основы искусства святости". Кстати, в это время он находился в Нижнем Новгороде. Так вот, он писал: "Интеллигенты (недоучки или переучки) начинают критиковать ответы прозорливых старцев и духоносных юродивых, особенно когда те говорят иносказательно. В их ответах как будто логики нет (умники так и видят в них лишь набор "бессмысленных" слов), а на самом деле есть, и очень большая, только отдельные звенья в цепи посылок... у них облечены в иносказательную форму.. и потому результат получается непонятный. Но после, когда дело сбывается, все становится ясно и логично. Надо иметь разум духовный, чтобы быть в силах понимать истинную сущность тех духовных вещей, которые нельзя выразить бедным человеческим словом".
По мере того как у христианина силы духа развиваются, человек не может не отрешаться от видимого, временного и случайного. В таком человеке открывается много отступлений от обыкновенного, нормативного порядка жизни. В нем не может не произойти разительного беспорядка во внешней — земной — жизни, и в деятельности такого человека не может не обнаруживаться много странностей. Отсюда отрешение юродивых от законов ума, приспособленного к прагматически обусловленной жизни. И удивительно: когда нужно было действовать "отрицательно" во имя напоминания людям об их высоком назначении, когда нужно было обнаружить всю мерзость торжествующего порока, являлись Богом избранные юродивые Христа ради.
"Нижегородский рабочий"
Copyright © 2001-2007, Pagez, webmaster(a)pagez.ru |