Начало: Тексты, справочники и документы	Первая страница Святоотеческое наследие Разные тексты Свт. Филарет (Дроздов) OrthodoxyLib Православный интернет Евангельский синопсис Духовные стороны Добротолюбие избранное Пролог в поучениях День за днем Церковный календарь

Продолжаем прежнюю, весьма обширную, тему наших бесед. Тема эта - духовная жизнь. В прошлый раз речь шла о различных средствах, которыми обладает христианин и которыми он должен пользоваться для стяжания благодати, для своего спасения. Причем мы сказали о второстепенных средствах, а рассказ о молитве отложили для отдельной беседы. Сегодня я, собственно, хотел поговорить больше о молитве, но поскольку в прошлый раз мною было сделано некоторое упущение, то сначала коснемся его. Рассуждая о посте, я говорил о том, что пост - это такая добродетель, которая необходима всем, даже больным людям, всем нужно воздерживаться в пище. Однако в то же самое время здесь существует большая градация: от очень строгого поста до очень ослабленного, в зависимости от физической, телесной, крепости и здоровья. Сейчас я подробно говорить об этом не буду, лишь скажу о прочих телесных подвигах. К ним применим приблизительно такой же подход, как и к посту (речь идет о поклонах, бдении и об иных удручениях тела). То, что говорилось о воздержании в пище, относится ко всем вообще телесным подвигам. Необходимо учитывать свои физические возможности, чтобы тело было нам слугой, а не обузой, не восставало против души. От неразумного подвига оно может ослабеть до такой степени, что не способно будет служить душе в духовных занятиях. Наоборот, от чрезмерной к себе жалости, нерадения можно прийти в состояние, когда плоть восстает против духа, и не обязательно, чтобы при этом возникала только блудная страсть, это может быть, как я уже говорил, и лень, и уныние.

Самым распространенным телесным подвигом, который все совершают в большей или меньшей степени, являются поклоны. Суть их - как, впрочем, и других подвигов телесных - состоит в удручении плоти ради того, чтобы вызвать сокрушение духа. Но если пост просто ослабляет тело, то поклоны имеют еще некоторую, так сказать, психологическую сторону. Поклон изображает унижение: когда человек становится на колени, он тем самым показывает свое униженное состояние. Делая поклоны, надо всегда помнить, что они являются выражением смирения, покаяния. Каждый поклон должен быть одухотворен этим настроением. Конечно, существуют разные степени преуспеяния в этом отношении, у человека может быть иногда большее покаяние, иногда меньшее. Но, в принципе, нужно всегда стремиться и понуждать себя к тому, чтобы делать поклон именно в таком духе. Здесь следует сделать оговорку. Кроме вообще телесной крепости, необходимо еще обращать внимание на некоторые особенные болезни. Это касается, например, нарушения артериального давления и, возможно, каких-то заболеваний головы. Иной человек, в целом физически очень крепкий, в данном отношении может показать совершенную немощь. От поклонов у него будет возникать головная боль или головокружение, с ним будут случаться обмороки и так далее. Но не нужно думать, что если кто-то не в состоянии делать поклоны по причине, например, кровотечения из носа, которое при этом начинается, то, значит, он не способен и к другим телесным подвигам. Надо избрать что-нибудь другое, как-то иначе удручать свою плоть, допустим во время молитвы подолгу стоять на коленях или просто на ногах - неподвижно. Стоять не шелохнувшись, не сдвигаясь, не переступая с ноги на ногу на протяжении, например, часа очень тяжело. Но в то же самое время это не будет усугублять болезнь того человека, никак не коснется его немощи.

Так же необходимо сказать и о бдении. Под бдением подразумевается не богослужение, а ограничение себя во сне. Мы должны ограничивать свой сон ради духовных занятий: молитвы прежде всего, а иногда и чтения. Чтением этим могут быть Псалтирь, Евангелие, или Священное Писание - Библия, или творения святых отцов. (Обо всем этом я также не буду говорить подробно). Конечно, выше всего, как рассуждает Иоанн Лествичник, бдение ради молитвы. Но каждый, учитывая свою немощь, избирает то, что ему больше подходит. Бывает, что иной человек во время внимательной молитвы начинает дремать и засыпать. Тогда пусть он займется, например, чтением, если оно его взбадривает. Можно поделать поклоны и таким образом, постоянно двигаясь, не давать себе заснуть. Некоторые даже выходили на свежий воздух, и знаменитые подвижники, такие, как Исаак Сирин, не стыдились об этом писать. Иные занимались физической работой. Я предлагаю возможные варианты и не говорю, что все должны делать одно и то же.

При бдении также нужно наблюдать за своим состоянием. Человек может быть физически очень крепким, но нуждающимся в сравнительно значительном отдыхе. Если у кого-то хорошо развит мышечный аппарат, то это не значит, что во всех других отношениях он здоров и крепок. По причине нарушения артериального давления, или из-за каких-то других болезней, или просто в силу врожденных физиологических свойств, человек может нуждаться в сравнительно продолжительном отдыхе. Необходимо иметь в виду: бдение совершается не ради бдения, а ради молитвы, оно должно отрезвлять ум. Если мы чересчур ограничим себя во сне, то потеряем бодрость ума и во время молитвы почувствуем либо сонливость, либо чрезвычайную невнимательность и вялость. Наоборот, когда мы будем много спать, то также появится вялость, рассеянность, лень к молитве. Поэтому должно избрать такое количество сна, какое позволило бы приобрести, именно благодаря бдению, трезвость ума. Нужно помнить, что все вообще подвиги, какие бы мы не совершали, служат тому, дабы привести наш дух в должное состояние, для того чтобы легче было молиться. Уединение, бдение, пост, коленопреклонения - все это делается ради очищения ума и, в конечном счете, ради молитвы. Необходимо смотреть на свое внутреннее состояние. Бывает, что мы иногда, предавшись чрезмерным, неразумным подвигам, на некоторое время чувствуем как бы большую интенсивность в духовной жизни - будто бы всплеск происходит, в том числе и в молитве. Но поскольку мы не смотрим вперед, не ведем себя расчетливо, то через некоторое время ослабеваем, теряем всякую ревность и желание духовной жизни - просто от физической немощи. При этом, конечно же, прежде всего пропадает трезвость и бодрость ума. Поэтому надо иметь в виду, что мы должны беречь свое здоровье и телесную крепость, но не ради любви к плоти, а именно ради того, чтобы правильно вести духовную жизнь. Для определения меры какого-либо подвига нужно обращать внимание на состояние здоровья, возраст, повседневные занятия человека. Если кто-то, пусть даже и крепкий, но занятый тяжелым физическим трудом, начнет после работы предаваться усиленным подвигам, то он либо вынужден будет вскоре их оставить, либо станет исполнять их нехотя и вяло, или же должен будет прекратить свои труды. Последнее часто бывает невозможным, поскольку и послушники в монастыре, и миряне должны, больше или меньше, трудиться. Поэтому необходимо всегда оглядываться на свои повседневные занятия, на свое здоровье и в то же самое время смотреть вперед, то есть рассчитывать на долгое время, осознавать, что в будущем нас могут ожидать многие годы жизни, которые должны пройти в молитве и подвигах. Это не значит, что надо чрезмерно беречь здоровье, жалеть себя, любить свою плоть, но телесный, так сказать, "капитал" нужно расходовать экономно и разумно и все измерять одним мерилом, иметь единственный критерий - молитву. Все должно сказываться на молитве. Здесь снова сделаю оговорку: не нужно слишком радоваться моменту, потому что можно какой-то небольшой промежуток времени, усиленно постясь например, чувствовать некоторый духовный подъем, а дня через два наступит слабость, вялость и все это пройдет. Следовательно, по одному или по нескольким дням нельзя судить о том, правильно ли избран пост либо иной подвиг, здесь необходимо более длительное время.

В особенности легко и просто судить о разумности своего поведения в отношении всех вообще подвигов: уединения, послушания, поста, коленопреклонений, бдения - по молитве Иисусовой. Святой апостол Иоанн Богослов сказал: "Братия, не всякому духу верьте, испытывайте духов, от Бога ли они. Всякий дух, исповедующий Иисуса Христа, пришедшего во плоти, от Бога. И всякий дух, не исповедующий Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не от Бога, но есть дух антихриста" (см. 1Ин.4:2,3). Правда, слова эти относились к пророческому дару, но я думаю, что в известной степени их можно приложить и к молитве. Если от всех наших подвигов у нас появляется и усиливается внимание при молитве Иисусовой (главный признак - это внимание) и мы начинаем с большими ревностью, верой и чувством молиться, то, значит, они идут на пользу. Если же внимание совсем исчезает, пропадает даже и желание молиться или мы повторяем молитву механически, ничего не понимая, то, следовательно, мы что-то делаем неправильно. Опять же, с той оговоркой, что нельзя судить по одному дню. Допустим, человек смиренно исполняет свое послушание в монастыре или покорно несет свой крест в мирской жизни, зарабатывая себе пропитание каким-то трудом, при этом смиряется перед своей участью, не ропщет, но чувствует, что он как будто больше стал рассеиваться. По такому временному, промежуточному результату нельзя сделать заключение о пользе или вреде подвига для молитвы. Потому что в конечном счете послушание приводит к смирению, а последнее привлекает благодать в душу человека, и это, конечно же, обязательно скажется на молитве Иисусовой и вообще на молитве. Не нужно торопиться с выводами, будем делать все осторожно, испытывать более или менее продолжительным временем. Должны пройти по крайней мере месяцы. Узнать пользу или вред от поста, насколько он для кого-то подходит, нельзя за несколько дней. Может быть, иной человек вынесет сколько-то дней очень строгого поста, а воздерживаться пусть даже менее строго, но на протяжении долгих и долгих месяцев не сможет. Всегда нужна осмотрительность, не сразу удается во всем разобраться.

Вспомогательными добродетелями, о которых было сказано, мы подготавливаем себя к главной добродетели - молитве. Хотя и она также является лишь средством к стяжанию благодати, ко спасению, но средством самым духовным и самым, если хотите, нематериальным. Если прочие добродетели как-то связаны с внешней жизнью человека, то молитва - это уже делание сугубо внутреннее. Конечно, все православные христиане знают и понимают, что молитва необходима, но многие не придают ей такого значения, какого она заслуживает. Некоторые считают, что достаточно помолиться утром и вечером, вычитать перед Причащением положенные каноны - и этим человек свой молитвенный долг исполняет. Они часто не понимают, что ценность молитвы, как говорит святитель Игнатий, состоит во внимании, и читают свои маленькие правила очень рассеянно, иногда до такой степени невнимательно, что даже сами не слышат читаемого. Один подвижник сказал на этот счет следующие слова: "Как Бог может слышать твою молитву, когда ты сам ее не слышишь?" Иные, имея большую, но, как мне кажется, неразумную ревность, берут на себя значительные по объему правила. Одни из них дополнительно читают акафисты, другие добавляют каноны, некоторые прочитывают одну или несколько, иногда даже много кафизм каждый день, и они думают, что от одного только количества уже преуспевают и что оно приносит им пользу. Но если мы молимся без внимания, то это уже не молитва. Бог внимает уму. Святитель Игнатий говорит, что Иисусова молитва есть школа молитвы. Если человек не умеет, не может внимательно произнести восьми слов Иисусовой молитвы, то, конечно же, он не будет способен со вниманием прочитать пространные молитвословия утреннего или вечернего правила, псалмы или каноны. Иисусова молитва - это школа молитвы. Святитель Игнатий даже дерзновенно утверждает, что монахи, отрицающие необходимость Иисусовой молитвы, находятся в прелести (см. Творения Святителя Игнатия, епископа Ставропольского. Аскетические опыты. Том I. М., 1998 г., стр. 17-18.) Конечно, мы не говорим, что все, кто не молится этой молитвой, погибают. Это было бы уже своего рода ересью. Речь идет о большем или меньшем удобстве, о большей или меньшей легкости при занятиях вообще молитвой, при стремлении преуспеть в молитвенном подвиге.

Иногда к молитве Иисусовой применяют такой же подход, как и к обычным молитвословиям, то есть думают, что большое правило, например четочное, принесет пользу само по себе. То есть если кто-то будет прочитывать, допустим, пять четок, то, значит, как бы он их не прочитывал, за одно только количество и ежедневное старательное, аккуратное исполнение правила он уже получит благодать.

По этому поводу я хочу рассказать небольшую историю. Был один афонский старец, даже ставший уже знаменитым духовником; он славился своей рассудительностью, и многие приходили к нему исповедываться. В послушание к этому старцу попросился один подвижник, занимавшийся умным деланием. Старец тоже читал Иисусову молитву, потому что на Афоне это общепринято - выполнять четочное правило, то есть обязательно помимо Псалтири или канонов, которые являются дополнительными, прочитывать сколько-то четок. Духовник тот так и делал, но он не понимал значения Иисусовой молитвы, просто аккуратно произносил определенное количество молитв. И когда его ученик обнаружил, что старец его не знает, какое значение имеет умное делание и что оно, собственно, собой представляет, он стал, цитируя святых отцов, доказывать необходимость особенного отношения к молитве Иисусовой, то есть особой ревности о внимании при молитве и о чистоте помыслов. Старец сначала возражал, потом, убежденный свидетельствами святых отцов, согласился. Вот какая странная иногда бывает в жизни вещь: ученик учит учителя. Действительно, по словам Евангелия, один у нас Учитель - Христос, и один Наставник, и один Отец, а все мы - братья (см. Мф.23:8-10). Ученик тот научил своего старца углубленно молиться Иисусовой молитвой, и он незадолго перед смертью вкусил сладость внимательной молитвы Иисусовой. К чему я говорю это? Нужно не просто ревновать о молитве, или об аккуратном выполнении правила, или даже о непрестанной молитве Иисусовой, но заботиться прежде всего о внимании. Нельзя мириться с тем, что у нас почему-то не получается его сохранять, - мешают различные обстоятельства, как-то: работа, послушание, или определенные черты характера, например болтливость, раздражительность, с которыми мы уже примирились и как бы крест на себе поставили, или какие-то неудобства, например невозможность уединяться, и так далее. Можно найти много самых уважительных причин, но мы не имеем права ни по какой из них соглашаться с тем, что у нас нет внимания. Не нужно себя оправдывать, поскольку если даже это и удастся и мы успокоимся, увидим, что действительно по разным причинам нам невозможно внимательно молиться, то в конце концов сами же и пострадаем, а не кто-то другой. Как бы голодный человек себя не уверял, что он не может поесть по какой-то причине, голод от этого не пройдет, но со временем будет чувствоваться все более и более. Пусть бы этот человек, убеждая себя, приводил самые "умные" доказательства, однако же, пока он свой голод не утолит, никакие доводы не помогут. То же самое следует сказать и в отношении душевного голода, касательно внутренней жизни. Как бы мы себя не уговаривали, но, пока не начнем насыщать свою душу Божественной благодатью, она не успокоится и будет искать пишу в греховных помыслах и вообще в греховных занятиях и развлечениях, подобно блудному сыну из евангельской притчи. Он, испытывая голод, мечтал насытить свое чрево рожцами, то есть отрубями, пищей свиней, но не мог (Лк.15:16), потому что, по толкованию святых отцов, невозможно насытить душу грехом. Душа насыщается только благодатью.

Значит, мы должны ревновать о внимании при молитве. Если мы тщательно, изо всех сил будем понуждать себя к этому, в особенности при молитве Иисусовой, то с усилением внимания постепенно начнут появляться и покаяние, и страх Божий, и память смерти, о чем говорит святитель Игнатий. И это естественно, поскольку от внимательной молитвы усугубляется вера. Иногда человек даже чувствует присутствие Божие, некоторые подвижники всегда пребывали в таком состоянии. Тот, кто имеет это ощущение в сердце своем, в душе, не может не испытывать страха Божия, не помнить о вечности и о смерти как о пороге, двери, ведущей в жизнь вечную.

Когда мы говорим о внимании, то имеем в виду не только напряжение ума, для того чтобы внимательно, например, читать какую-то книгу, слушать разговор или молиться. При молитве необходимо не одно лишь умственное напряжение, и не всегда оно может принести пользу для неопытного, новоначального христианина. У каждого есть своя степень внимания, каждый может сосредоточиться в ту меру, в какую он преуспел в молитвенном подвиге. Это очень важный момент, который многие опускают. Я как-то уже рассказывал, что один человек, неразумно возревновавший, пожелал сразу внимательно молиться и не принимать ни одного помысла, но буквально через несколько минут после начала молитвы он почувствовал сильнейшую головную боль, потому что напрягся изо всех сил. А внимание в молитве зависит не только от собственно напряжения, но прежде всего от благодати Божией, уже, так сказать, усвоившейся человеку, и, во-вторых, от навыка. Если он не имеет ни того, ни другого, то напрасны его труды. На эту тему существует одно повествование - не притча, а действительная история. К старцу пришел некий неопытный монах и спросил: "Отец, при молитве ко мне приходит множество посторонних помыслов". Тогда старец сказал ему следующее поучение: "Пойди на гору, распростри полы своей рясы и попробуй удержать ветер". Монах возразил: "Невозможно это сделать". Старец ответил: "Так и новоначальному невозможно удержать свои помыслы".

Это нужно иметь в виду. Во всем требуется постепенность. Некоторое напряжение при молитве необходимо, однако надо знать, что естественно ожидает человека, только приступившего к молитве. Прежде всего его ожидают суетные помыслы, иногда и явно греховные. И он должен быть к этому готовым, быть готовым к борьбе. Некоторые, испытав такое необыкновенное нашествие помыслов, вдруг начинают смущаться, удивляться и роптать. Думают, что когда они молились, например, читая Псалтирь, или акафисты, или каноны, таких помыслов не было, а теперь - целая буря. На самом деле они, скорее всего, просто не замечали их, - с другой стороны, может быть, что и бес больше стал нападать и злиться на этих людей именно тогда, когда они начали заниматься молитвою Иисусовою. Нужно быть к этому готовым и вести себя правильно: прежде всего, не смущаться, но и не впадать в беспечность, конечно же. Будем избегать этих двух крайностей: с одной стороны, беспечности, с другой - смущения и уныния. Надо держаться посередине, т.е. вести себя мужественно. Мужество - добродетель, которую святые отцы считают одной из самых главных. При его отсутствии человек, хоть бы он был необыкновенно рассудительным - "семи пядей во лбу", не избежит преткновений и падений. Пока это мужество не выработается, ему будет очень тяжело. Потому лучше сразу набираться терпения, твердости и вести себя как положено, а если начать искать какой-то иной путь, то все равно рано или поздно придется вернуться к тому же, только набив себе много шишек.

Внимание для новоначального состоит в том, чтобы при молитве, несколько напрягаясь, отбрасывать греховные помыслы. Когда они приходят, должно стараться их отвергать, не вступать с ними в собеседование. Многие недоумевают: как можно отвергать помыслы. Разумеется, мы делаем это не так, как будто отталкиваем от себя какого-нибудь человека, да у нас, собственно, нет такой способности. Что же значит отвергать помыслы? Это образное выражение, сходное по своей образности с фразой Иоанна Лествичника о том, что ум надо вмещать в слова молитвы (конечно, ум ни во что вместиться не может). Отвергать помыслы - значит не вступать с ними в собеседование, так сказать, не мыслить этими мыслями. Когда у нас в уме появляется какая-нибудь мысль, откуда бы она не пришла: пусть она возникла из нашего естества (человеческая мысль, как нам кажется), или принесена демонами, или навеяна какими-то мирскими впечатлениями - неважно, мы не должны ее обдумывать, рассматривать и развивать. Если в уме кроме молитвы изображается в виде фразы, собственно мысли, либо в виде какого-нибудь образа что-то постороннее, то необходимо ум отвращать от этого мысленного предмета и направлять к другому - к молитве. Есть замечательное выражение одного подвижника о том, что вместо любой мысли мы должны произносить молитву. Вполне естественно, что в нас непрестанно рождаются всевозможные мысли, поскольку в этом состоит деятельность человеческого ума и он не может прекратить ее ни на одно мгновение. Хотя различные адепты, аскеты других религий, например буддисты, наивно и неразумно утверждают обратное, на самом деле это нереально: ум все равно будет заниматься какой-либо естественной для себя деятельностью, будет производить из себя какую-то мысль. Он должен двигаться, если он не делает этого, значит, он исчез, уничтожился. Тело человеческое, когда не только внешние его движения прекращаются, но и внутренние органы перестают функционировать, в действительности умирает, но с духом этого никогда не произойдет, потому что он бессмертен и всегда осуществляет свойственную ему деятельность. А она может быть какой угодно; как говорят подвижники благочестия, в мельницу засыплешь пшеницу - будет молоть пшеницу, засыплешь сорную траву - будет молоть и ее, но остановится ни на одно мгновение. Правда, бывает исключительное состояние человеческого ума, когда Дух Святой в таком изобилии сходит на человека - правильнее даже сказать, когда Он восхищает его ум, - что в это мгновение движение ума прекращается, но прекращается оно именно сверхъестественным действием благодати Божией. Это высочайшее состояние, и собственными усилиями его не достичь. Мы же должны вместо всякой мысли, естественно в нас возникающей, произносить молитву, вытеснять ею все вообще помыслы, чтобы ум наш двигался только в молитве и молитвой, - вот цель. Конечно, этим мы поставили перед собой высочайший, необыкновенный, труднодостижимый идеал. Понятно, что к нему мы можем только стремиться и, наверное, немногие его достигнут. Тем не менее нужно идти к поставленной цели. Если мы не придем к ней в настоящей жизни, то движение, которое совершаем сейчас, продолжится в жизни будущей и там мы приобретем это сокровище. Если же теперь начнем малодушествовать, свернем с правильного пути, то и в вечности не обретем познания Бога. Продвинемся хотя бы немного в направлении нашего идеала - и это уже будет очень много. Кроме того, не думайте, что невозможно обыкновенному человеку прийти в такое состояние. Бог раздает Свои дары так, как Он Сам хочет. Он может и простому, обыкновенному, самому заурядному, незаметному человеку, живущему в миру, дать такую благодать, какой и иной отшельник не имеет, если только Господь увидит в этом человеке готовность принять ее, найдет смирение, простоту и прочие добродетели, но в особенности смирение.

Чтобы отвергать греховные помыслы, нужно их распознавать. Если мы не умеем этого делать, то как определим, что отвергнуть, а что усвоить? Притом надо понимать, что иное дело помыслы во время молитвы - тут, пожалуй, все следует отвергать, и иное - при наших обычных занятиях. Приведем примеры. Женщина варит борщ. Если она при этом углубится в молитву, то суп, наверное, выкипит и сгорит. Думать же о том, как хорошо сварить, не означает напрасно отвлекаться от молитвы. И святые отцы, по словам Нила Сорского, имели разумное попечение о своих обычных делах. Другие примеры: человек ведет автомобиль или пусть даже едет на лошади. Если он также углубится в молитву, то рискует попасть в аварию, лошадь же может его сбросить. То есть вполне понятно, что никакого греха нет, когда во время обычных занятий мы заботимся о том, чтобы хорошо сделать свое дело, и таким образом отвлекаемся от молитвы. Однако думать об обычных житейских заботах в течение правила, т.е. времени, специально отведенного на молитву, - это уже бесовское искушение.

Вернемся к тому, что помыслы мы должны распознавать. Во время правила дело обстоит довольно просто: нужно все отвергать, принимать только духовные ощущения, связанные с покаянием, размышлением о смерти и усугубляющие внимание при молитве. А при обычных занятиях уже необходимо различение: что принимать, а что отвергать. Преподобный Нил Сорский вслед за древними святыми отцами говорит о восьми главных греховных помыслах. Это гордость, тщеславие, уныние, печаль, сребролюбие, гнев, блудная страсть и чревоугодие - вот восемь главных страстей. И во время наших повседневных занятий нам необходимо следить за тем, чтобы не поддаться тому или иному помыслу. Например, человек, занимаясь каким-нибудь делом, старается молиться и вдруг замечает в себе раздражительность. Ему следует понимать, в чем здесь дело, и не оправдывать свою раздражительность тем, что для исполнения того-то и того-то он имел право рассердиться, а признать, что это чувство совсем не от Бога, но бесовское внушение, искушение. Или кто-то при общении с другим человеком испытывает тщеславие. В таком случае он должен стараться и дело свое исполнять, если оно действительно богоугодно, и одновременно противиться тщеславному помыслу. Для этого, во-первых, силиться на деле не исполнять то, что внушает помысел, и, во-вторых, пытаться изгнать из своего ума саму мысль о том, чтобы кому-то понравиться, в чьих-то глазах выглядеть хорошо, но совершать то или иное доброе дело ради своей христианской совести и угождения Богу. Так же можно было бы сказать и о прочих страстях. Возможно, более подробно поговорим о них в следующей беседе.

Самым главным средством в борьбе со страстями и греховными помыслами является именно молитва Иисусова. Сейчас я скажу лишь о том, как происходит в нашей душе соединение ума с тем или иным помыслом и как нужно ему противиться. Лучше всего, говорят святые отцы, отвергать мысль в самом начале, когда она только возникает. Если в нашем уме только начал изображаться какой-то помысел и мы еще не вступили с ним в собеседование и не стали его рассматривать, то нам проще его отбросить, не принять. Если же вступим в различные степени соединения ума с помыслом, бороться с ним будет уже труднее, иногда чрезвычайно трудно. Как, собственно, происходит борьба с помыслом, как противиться ему? Я говорил, что отвержение помысла - это образное выражение. Должно стараться ум свой отвращать от помысла, не рассматривать его и углубляться умом в молитву. Любые мысли: греховные ли, или нейтральные (если такие существуют), или даже добрые - "питаются" нашим вниманием, от которого они, наподобие растений, "пышно расцветают". Отнять от них внимание - все равно что забрать у растений почву и оживляющую их влагу, от одного лишь отнятия внимания мысли постепенно "засыхают". Вы, наверное, замечали, как иногда человек, задумавшись о чем-нибудь, до такой степени отвлекается от окружающей обстановки, что не слышит, что ему говорят, или ничего перед собой не видит. Такое порой происходит даже тогда, когда он думает о совершенно обыкновенных, чисто человеческих предметах. Вот до какой степени внимание делает человека независимым от того, что его окружает. Мы же должны стремиться к этому сознательно. Однако когда кто-нибудь рассказывает своему приятелю о чем-то земном, житейском, а тот задумается о своем, также житейском, но которое его больше занимает, и перестанет слышать, что говорят, то здесь никакой борьбы не происходит. Бесу все равно: будет ли кто слушать суетный разговор или станет размышлять о своих собственных пустых предметах, так сказать, вращать в уме свои пустые мысли. Поэтому никакой борьбы здесь нет. Когда же мы стараемся молиться, дьявол силится всеми способами ум наш от молитвы отвлечь; как бы некоторым магнитом он притягивает внимание к себе, желая, чтобы мы отреагировали на тот или иной мысленный соблазн. Допустим, мы пытаемся просто, без молитвы, отвлечь свой ум даже на самое прекрасное, возвышенное - именно духовное, а не какое-нибудь пустое - размышление, однако этого мало. Потому что дьявол сильнее нашего ума, он есть дух могущественный. Человеческая душа тоже является духом, но, конечно, по сравнению с дьяволом и демонами она слабая, немощная. Поэтому здесь нужна посторонняя помощь. Какая же? - Разумеется, Божественная. С одной стороны, мы должны ум свой отвращать от помысла, с другой - углубляться в молитву. И не просто потому, что молитва - другой предмет для размышления, а потому, что в ней мы просим помощи у Бога.

Некоторые отцы говорят о необходимости молиться против помыслов, когда они нас одолевают. Это также образное выражение, поскольку мы не можем в буквальном смысле молиться "против", и было бы странно кому-то предложить молиться "за" или "против". Это всего лишь человеческие выражения. Молиться против помысла - значит просить Господа о том, чтобы Он очистил наш ум от того или иного помысла, избавил нас от него. Например, у кого-то возник помысел осуждения, но человек противится ему, не хочет своего ближнего рассматривать, как-то размышлять о нем и осуждать. Для этого человек тот в первую очередь должен отвратить свой ум от соблазнительного помысла осуждения. Иногда он бывает чрезвычайно соблазнительным, то есть очень убедительным - как бы "нельзя не осудить". Надо стараться вовсе не думать на эту тему и не только лишить внимания помысел осуждения и углубить ум в молитву, но молиться именно с той целью, с тем настроением, чтобы Господь избавил от этого греховного помысла. Так нужно делать тогда, когда один или несколько разных греховных помыслов сильно нас одолевают. Иногда же достаточно просто сосредоточиться и молиться, не обращая внимания вообще ни на какие мысли, и они сами отходят. Но порой соблазн и обаяние греховного помысла бывают настолько сильными, что мы, словно "загипнотизированные кролики, идем в пасть к удаву". Некая таинственная сила против воли влечет нас. Можно было бы довольно-таки долго и подробно рассуждать о том, в чем состоит сила соблазна, но сейчас не время об этом говорить. Важно то, что мы должны делать на практике, как поступать. Если мы не отвратим нашего внимания от греховного помысла, но вместе с тем будем все-таки усиленно молиться, то, поскольку в нас страсть действует сильнее, чем благодать, может произойти так, что постепенно внимание наше все больше и больше будет переходить от молитвы к этому помыслу и в конце концов полностью к нему перейдет и мы или вовсе оставим молитву, или будем формально, совершенно без всякого чувства ее повторять. И поддадимся греху, так что, может, и на деле его совершим. Значит, нужно не только молиться изо всех сил, но и противиться помыслу, то есть отвращать от него свое внимание. Здесь все искусство состоит в том, чтобы не видеть очевидного. Я уже приводил вам пример из жизни, как человек, задумавшись о чем-нибудь, не замечает даже окружающей обстановки, не осознает, что происходит вокруг. Вы сами, наверное, иногда испытывали такое состояние. Следовательно, это возможно - не видеть очевидное, не верить самому вероятному и реальному. На самом деле именно бес все представляет в таком виде, будто бы нельзя так не подумать, нельзя не осудить, нельзя не испытывать вожделения, нельзя не рассердиться и т.д. В этом состоит сила соблазна, в этом заключается бесовская хитрость. Иначе говоря, бес изображает все так, словно в данном случае нельзя не согрешить. Значит, мы должны эту бесовскую очевидность отвергнуть и вести себя, с точки зрения здравого смысла, безумно. Перед нами очевидная, как будто сама собой разумеющаяся, соблазнительная вещь (часто демоны используют то, что мы видим собственными глазами, или слышим или знаем из своего предыдущего жизненного опыта), но мы отвергаем ее и обращаемся к тому, чего никто так ясно не видел и с такой точностью не знает, и молимся невидимому Богу. Тут нужны мужество и вера.

Некоторые подвижники, конечно высоко преуспевшие, имевшие великую благодать, совершали такой подвиг: они принимали греховный помысел и одновременно усиленно молились. И этой напряженной молитвой они истребляли, изгоняли его из своей души и таким образом еще более укреплялись в бесстрастии. Иными словами, они допускали соблазн внутрь себя и там побеждали его. Но это делали весьма немногие, особенно высоко преуспевшие из древних подвижников. Великие подвижники более позднего времени почти никому не советовали так поступать. И тем более, это никак не относится к нам. Мы должны именно, когда речь идет о прилоге, и помысел отвергнуть, противиться ему, отвращаться от него, и усиленно просить Бога о помощи. Но даже если мы и приняли в какой-то степени помысел и начали с ним собеседовать, то это не значит, что нужно, так сказать, "поднять весла и плыть по течению", "сушить весла", как раньше говорили моряки. Ни в каком самом страшном, отчаянном состоянии "весла сушить" нельзя. Надо оборвать, отсечь этот мысленный поток и снова начать сколько есть сил понуждать себя к молитве. Тогда Господь может совершить чудо. Редко кому (даже почти никому), в особенности из новоначальных, удается сразу отвергнуть греховный помысел. Поэтому нужно заранее настроиться на то, что придется терпеть какие-то более или менее частые и сильные поражения от демонов. Но если в конечном счете помысел греховный отброшен - с какой-либо потерей, даже с большим или меньшим осквернением ума, то это не окончательное поражение, в итоге человек все равно вышел победителем. Из каждого такого, пусть и не совсем удачного, с потерями, сражения он выносит некоторый опыт и все больше и больше учится вниманию, и в конце концов он, может быть, с Божией помощью научится отсекать помыслы сразу, выучится особенно мудрому поведению, так что сумеет и бесовские прилоги немедленно отвергать.

Нил Сорский, вслед за другими святыми отцами, различает несколько степеней принятия помыслов. Во-первых, прилог - когда в уме только изображается греховная мысль, но человек еще не вступил с ней в собеседование и не поддался никакому страстному движению. Это еще безгрешно, и лучше всего отвергнуть помысел на данной стадии. Далее идет сочетание: человек начинает рассуждать о помысле. Это тоже еще не является грехом, однако уже опасно. Здесь можно и поспорить с помыслом, как бы самого себя переубедить, но только самого себя. Беса, конечно, переубедить не удастся, потому что его не уговоришь стать хорошим и не искушать человека или пожалеть его. Все же такой образ поведения не совсем разумный, и чаще всего он приносит неудачу. Мы способны переубедить самих себя тогда, когда греховные помыслы не очень сильны. Если же брань сильная, то это будет невозможно - именно по той причине, что беса не переубедишь. Сила греховного помысла состоит не в убедительности и логичности, а в греховном обаянии. Он может быть самым нелепым, абсурдным, но, поскольку он перекликается с нашей внутренней страстью, нам бывает чрезвычайно трудно с ним бороться. Поэтому такое вот внутреннее рассуждение, имеющее место именно на стадии сочетания, только иногда приносит пользу. Например, у кого-то возникло не очень сильное раздражение, и он напоминает себе слова из Евангелия о том, что не нужно гневаться и прочее, или приводит на память рассуждения из писаний святых отцов, или просто говорит себе: "Нехорошо я поступаю - гневаюсь, а нужно быть кротким". Ему удастся себя переубедить, если брань не сильная. В противном случае никакие рассуждения не помогут. Иоанн Лествичник говорит о том, что бесполезно пытаться победить блудного беса при помощи рассуждения. Впрочем, и всех других тоже. На деле такое рассуждение лишь тогда приносит пользу, когда мы воспоминанием того или иного святоотеческого совета, или какой-либо евангельской заповеди, или евангельского повествования приводим себя в чувство и тут же начинаем молиться. Например, человек предался забвению и увлекся какими-то греховными помыслами, а потом вспомнил, что Спаситель говорит: "Всякий, смотрящий на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем..." - и т.д. (см. Мф.5:28). Таким образом он поймет свое согрешение, одернет себя: "Что ж я делаю, я предался нечистым помыслам" - и тут же начнет молиться. Вот здесь воспоминание евангельской заповеди заставляет человека почувствовать, что он делает и даже мысленно совершает что-то неправильно, а молитва избавляет от нечистого помысла и бесовского обаяния. В подобных случаях уместно вспоминать как святоотеческие советы, так, в особенности, и евангельские заповеди. А просто мысленный спор, без молитвы, чаще всего приводит к поражению.

Мы говорили о сочетании. Но бывает и так, что человек, вместо того чтобы спорить с греховным, бесовским внушением, начинает с ним соглашаться. Тогда он переходит из стадии сочетания к следующей стадии - сосложению. Ум уже до некоторой степени согласился, соединился с помыслом. Потом бывает страсть - когда человек полностью увлекается греховной мыслью и думает, как на деле совершить то, что она предлагает. Если здесь не противиться и не прекратить, не оборвать это наваждение, то далее уже последует грех. Сказанное является общим и касается всех вообще греховных помыслов.

Вернемся к делению на восемь главных страстей. Конечно, оно не является совершенно безусловным. На самом деле страстей не восемь, а, наверное, тьма. Они входят в различные сочетания и порождают различные подвиды. Но для удобства рассуждения древние святые отцы разделили все страсти на восемь главных, а иные из отцов - на семь, потому что тщеславие и гордость считали за одну страсть.

Мы боремся с грехом при помощи молитвы, потому что она является главной добродетелью, необходимой в этой борьбе, а остальные - вспомогательные. Даже если человек чрезвычайно строго постится, все равно главная добродетель для него - молитва. Рассказывают следующую поучительную историю. Некогда нашли одного старца, много лет подвизавшегося в пустыне. Он ел только траву и корни растений и тем не менее был борим нечистыми помыслами. Когда же стали искать этому причину, то нашли, что старец не занимался умным деланием. Вот почему даже такой строгий пост и невероятные подвиги не могли избавить его от страсти. Значит, молитва, в особенности молитва Иисусова, является главной добродетелью вообще всех христиан. Однако не нужно уповать на нее чрезмерно. Необходимо понимать, что молитва помогает не потому, что это именно наша молитва, а потому, что она обращена ко Господу. То есть помогает Господь. Некоторые же начинают кичиться и впадать в гордость, помышляя: "Вот какая у меня молитва, она помогла". Надо всегда помнить: молитва - это не какое-нибудь заклинание и не мантра, но по молитве Сам Господь подает Свою помощь. Если поддадимся гордости, то благодать Божия от нас отойдет и в следующий раз, когда так подумаем, что наша молитва избавит от искушения, ничего не получится, потому что Господь уже не поможет. Как говорят святые отцы, мы не должны вместо истинного Бога делать себе идолов, уподобляясь израильтянам. Господь вывел их из Египта, но они, когда сорок дней с ними не было Моисея, сделали себе золотого тельца и сказали: "Вот бог, который вывел тебя из Египта" (см. Исх.32:4) - и вместо Истинного Бога стали поклоняться идолу. Так бывает и с нами, когда мы предаемся гордости и думаем, что собственными усилиями, усердием, подвигами мы избавили себя от действия страстей или хотя бы умалили его. Этой напасти нужно бояться не только тогда, когда мы несем те внешние подвиги, которые обычно вызывают гордость, как-то: очень строгий пост, или бдение, или многочисленные коленопреклонения, или большое молитвенное правило, - но и когда молимся Иисусовой молитвой, и когда молимся внимательно. Например, мы радуемся: "Вот какая у меня внимательная молитва, вот как я умею сосредоточиваться и отгонять от себя греховные помыслы", это также гордость, и надо ее бояться. Мы должны всячески стараться изгнать из молитвы даже тень тщеславия. Один подвижник рассказывал о себе, что когда к нему приходили тончайшие тщеславные помыслы, у него сразу же начинали истекать покаянные слезы. В тех случаях, если он чувствовал, что приближаются помыслы тщеславия и он начинает гордиться своим духовным состоянием, он бежал в келию, падал на колени и со слезами, с плачем молился, чтобы эти, как он говорил, разбойники от него ушли. Действительно, тщеславие подобно разбойникам, похищающим все духовные плоды. Кажется, мы не говорили в прошлой беседе о памяти смертной. Она очень помогает избавиться от гордости; памятью смертной человек отсекает от себя все земное, а вместе с тем пропадает и гордость, поскольку эта страсть, если можно так выразиться, земное порождение. Когда мы будем думать о вечности и о том, что нас ждет за порогом смерти, тогда горделивое мечтание, будто мы что-то собой представляем и чего-то достигли, должно будет исчезнуть, "испариться", как влага от жаркого солнца. Оно уже покажется нам ничтожным, пустым - если мы задумаемся о своей будущей участи и о том, что такое вечность. Святые отцы древности, имевшие настоящее покаяние и память смертную, даже перед смертью плакали и каялись. Один подвижник, который мог и мертвых воскрешать и другие знамения и чудеса творил - вообще обнаруживал необыкновенные признаки присутствия в нем благодати, - лежа на смертном одре, непрестанно плакал. Ученики спросили старца: "Почему ты плачешь? Разве ты боишься? Ведь ты достиг такого высокого духовного состояния". На это он им сказал: "Иной суд Божий, и иной суд человеческий". Другими словами, то, что с человеческой точки зрения, может быть, что-то и значит, перед Богом - ничто. Вот какое смирение приобретали люди, постоянно помнившие о смерти, постоянно думавшие о вечности. И мы должны соединять с молитвой воспоминание о смерти, о суде, о будущей жизни. Тогда избавимся от гордости, от той мысли, будто бы мы благодаря своим подвигам уже что-то собой представляем. Не нужно гордиться ни строгим постом, если он есть, ни бдением, ни молчанием, ни уединением, ни послушанием, ни внимательной молитвой, ни тем, что мы умеем отгонять от себя греховные помыслы, - ничем гордиться нельзя. Настоящий, правильно совершающий свой подвиг христианин постепенно приходит к глубочайшему смирению, так что ничего высокого подумать о себе не может, даже если б и захотел. Как-то в присутствии преподобного Моисея Оптинского стали говорить о том, какой он подвижник, какой хороший игумен, в общем, стали его за что-то хвалить. Он же стоял и молчал; не возражал, но как-то недоверчиво улыбался, и этим без всяких слов показал свое истинное душевное состояние. Он относился к чужим похвалам скептически, не верил им.

Вопрос. Уныние есть смертный грех. Как можно определить, является ли его действие просто искушением или уже произошло грехопадение?

Ответ. Грехопадение произошло тогда, когда человек предался отчаянию, совершенно перестал заботиться о своем спасении. Однако грехопадения бывают разные. Действительно, можно впасть и в смертный грех, т.е. предаться отчаянию до такой степени, что у человека появятся мысли о самоубийстве или он даже попытается покончить с собой. Это уже есть самое страшное действие уныния, такому унынию предался Иуда Искариотский. Напротив, апостол Петр прибег к покаянию и очистился от своего падения - отречения. Уныние является искушением, когда человек, может быть, в какой-то степени ему поддается, но в то же самое время и противится, пытается молиться, заставляет себя и внутренне, и внешне совершать какие-то добродетели, старается вести себя так, как должно. Иногда бывает, что уныние борет человека многие месяцы и даже годы. Это особая тяжкая брань, и не всегда она возникает от человеческого нерадения, но часто бывает страшным сатанинским наваждением. Уныние - самая ужасная страсть, которая в особенности борет людей, ведущих уединенный образ жизни: отшельников, безмолвников. Но она, конечно же, свойственна и людям, живущим в миру, а бывает, что искушает и нас, жителей общежительного монастыря, пребывающих как будто бы в суете. Грехопадение, я думаю, происходит тогда, когда человек в той или иной мере поддается унынию и оставляет свои обычные занятия, духовные и даже житейские. Степень грехопадения можно определить по тому, насколько человек предался нерадению. Если он перестал молиться или совсем не старается сохранить внимание при молитве, прекратил читать Священное Писание и святых отцов, то, значит, он поддался унынию полностью. Если же он что-то из прежних занятий оставил, а что-то продолжает совершать, то, следовательно, - частично. Когда человек все-таки молится, но как-то вяло, без внимания, без огонька, так сказать, то, стало быть, он тоже поддался страсти и совершилось грехопадение, только не такое сильное и страшное. А если кто-то, несмотря на уныние, все делает как обычно и, невзирая на сухость при молитве, на некоторую безвкусицу, т.е. безразличие к духовным занятиям, понуждает себя изо всех сил совершать все необходимое, то, значит, он не поддался унынию, и это является искушением, а не грехопадением.

Вопрос. В книге "Азы Православия" (стр. 33) в главе "У Святой Чаши" написано: "За Божественной Литургией в воскресенье, во время причащения мирян, небольшой мальчуган, стоявший вблизи алтаря, время от времени заливался звонким детским смехом. Удивленные родители после окончания Причащения стали расспрашивать, почему он смеялся. Мальчик ответил: "Когда я смотрел на людей, подходящих к Чаше, то вдруг увидел, как к некоторым подлетает белый голубь. Только дядя или тетя откроют рот, чтобы проглотить Дары, как голубь склевывает их с ложечки и улетает. Они этого голубя не видят. Закрывают рот и отходят, думают, что причастились, а на самом деле только пустую ложечку подержали". Происходит ли такое со мной, как можно узнать? Ведь я все же проглатываю Святые Дары, потом беру часть просфоры и запивку.

Ответ. Очень интересный вопрос. Об этом рассуждает преподобный Симеон Новый Богослов. Он говорит, что когда люди недостойно причащаются, то Господь, как преподобный Симеон выражается, "улетает". Конечно, на самом деле не происходит в буквальном смысле то, что видел этот мальчик; просто его видение показывает духовную сущность явления. А она состоит в том, что человек причащается без благодати. На литургии Василия Великого после преложения Святых Даров священник молится следующими словами: "Господи, не возбрани действию Святаго Духа от преложившихся Даров ради моих согрешений". То есть священник молится о том, чтобы из-за его грехов благодать и не отошла от Святых Даров, и не умалилась, но действовала с полной силой. Если из-за грехов священника благодать может отступить, прекратить свое действие, то, конечно, она может отойти и по причине греховности и неподготовленности причащающихся мирян. В этом и заключается сущность описанного явления. Видение того, что благодать отходит, образное. На самом же деле бывает, что человек причащается во осуждение. Святые Дары - это всегда Святые Дары. Только протестанты учат, что Тело и Кровь Христовы по вере человека могут быть, а могут и не быть Телом и Кровью Христовыми. Мы же, православные, говорим о действительности Святых Даров в любом случае. Пусть даже какой-нибудь кощунник и безбожник дерзнет подойти ко Причастию, и тем не менее Тело и Кровь Христовы останутся Телом и Кровью Христовыми. Именно потому причащение бывает в осуждение приступающему к нему недостойно, что он причащается истинного Тела и истинной Крови Христовой.

Недавно вышла в свет небольшая очень интересная книжечка под названием "Поучение старцев", написал ее греческий священник Дионисий. Он собрал изречения разных греческих старцев конца ХIХ-ХХ столетий, можно сказать современных. В этой книге говорится и о признаках правильного причащения. Один священник называет те правильные ощущения, какие должны быть у причащающегося. До того, как подойдет к Чаше, он должен испытывать страх, благоговение, покаяние, сокрушение сердечное, а после Причащения - чувствовать в своей душе покой и радость. Иногда эти ощущения возникают не сразу, не в тот же момент, потому что порой телесная усталость как бы не дает проявиться духовным чувствам, но после, в тот же день, они обязательно должны обнаружиться. Об этом говорит и святитель Игнатий.

Расскажу еще об одном подобном видении, оно описано в упомянутой книге. Некоторый греческий старец, сподоблявшийся во время литургии различных благодатных видений, поведал следующую интересную вещь. Когда я, говорил он, причащаю, то никогда не смотрю на лица людей. Но как-то раз помысел мне сказал: "Посмотри на лица". Я поднимаю глаза и вдруг вижу, что у одного из причащающихся вместо лица - морда собаки, у другого - обезьяны, у третьего - еще какого-то животного. Я ужаснулся и воскликнул: "Господи, что же это такое? Ведь это же люди!" Лишь у некоторых лица были светлые, и когда эти люди причащались - лица их начинали сиять. Вот как бывает. Описанное видение похоже на то, по поводу которого был задан вопрос. Признаки достойного причащения мы назвали: до причащения - сокрушение сердечное, благоговение, страх Божий, после - покой, радость, мир в душе. Здесь не имеется в виду такая радость, что человек будет смеяться как ребенок, а радость тихая.

Вопрос. Можно ли после Причащения купаться, стирать и так далее?

Ответ. В ответ на этот вопрос хочется пошутить. Я не осуждаю того, кто его задал, но возникает желание посмеяться над народными суевериями. Некоторые даже говорят, что после соборования вообще, до конца жизни, купаться и мыться нельзя. Иные утверждают, что если человек соборовался, то ему уже почему-то нельзя есть мяса. Почему после соборования его нельзя есть - непонятно (речь, конечно, идет о мирянах). Иные говорят, что после соборования люди, живущие супружеской жизнью, должны прекращать свое супружество. Тоже неизвестно, на чем это мнение основано. И после Причащения почему-то мыться нельзя. Я не понимаю, по какой причине. И сколько дней нельзя мыться? В этот именно день? А если ты ела, например, рыбу, и у тебя руки в жире, разве ты не будешь их мыть? Какую же причину можно найти тому, чтобы после Причащения не мыться? Или имеется в виду баня? В таком случае, может быть, нельзя потому, чтобы не заниматься лишней суетой, то есть чтобы не топить баню и так далее. Это еще понятно. Тот день, в который причастился, нужно провести по возможности несуетно и, если позволяют обстоятельства, вообще ничем не заниматься, но молиться, читать. Однако не всегда так получается. А вдруг возникнет необходимость срочно что-то постирать, например? Недавно мы были на Святой Земле, и там хотя и не жарко было, но все равно намного жарче, чем у нас летом. На Страстной Седмице в храмах во время богослужений были толпы народа - очень жарко, все обливались потом. И что же, мне нельзя было мыться, когда я отслужил литургию, причастился? Я считаю, что мнение, будто после причащения нельзя мыться, - это просто нелепость. Единственное оправдание этому - то, чтобы не суетиться.

Вопрос. Папа римский был христианином или нет?

Ответ (Батюшка смеется). Не знаю, был ли, но сейчас нет. Формально папа римский - христианин, потому что он как будто исповедует Христа, но по сути всякий еретик, в том числе и любой католик, не исключая папы, христианином, конечно, не является, так как на деле он чужд Христа. Ведь можно формально исповедовать Христа, а на деле быть чуждым Его, и в этом смысле папа римский - первый среди равных.

Вопрос. Как бороться со смехом?

Ответ. Если говорить о смехотворстве, то, когда приобретешь настоящее покаяние, смех у тебя пропадет и будет духовная радость, а она со смехом не соединяется. Было бы нормальным оставить смех, если у человека есть на то духовные основания, духовная почва. А вообще-то, отсутствие смеха у обыкновенных, грешных людей - признак психической ненормальности. Поэтому если кто-то напускает на себя подчеркнутую чопорность, перестает смеяться и ведет себя совершенно замкнуто, нелепо, то либо он уже достиг высочайшего покаяния, либо, наоборот, у него рассудок помутился. Так что в борьбе со смехом надо быть очень осторожным, чтоб не начать так бороться, что все это перейдет уже, так сказать, в область психиатрии.

Вопрос. Батюшка, простите, как быть в таких случаях, когда от переутомления на послушании начинаешь впадать в уныние? А потом - неуместный смех. Как избежать этого?

Ответ. Во-первых, надо разумно себя вести. Может быть, и отдохнуть стоит, даже просто полежать или подремать. Иногда пятнадцать минут подремлешь - и уже силы несколько восстанавливаются. Если же такой возможности нет (бывает, конечно, и так), то нужно относиться к утомлению, равно как и вообще ко всему подобному, как к чему-то внешнему. Надо воспринимать наше собственное тело и телесные ощущения как внешнее по отношению к душе. Ведь с таким же успехом можно было бы задать вопрос: "Как не впадать в уныние, когда плохо себя чувствуешь?" Да, болезненные ощущения действительны, это не выдумка, не фантазия, однако же угодники Божии не поддавались унынию, отчаянию во время самых тяжких, самых страшных болезней. И потому с унынием, которое появляется от утомления, от немощи телесной, нужно бороться так же, как и вообще с любым унынием, связанным с той или иной телесной скорбью. То есть, несмотря на свои физические ощущения, не давай духу уныния тобой возобладать. Иное дело - усталость, и иное дело - уныние. Невзирая на очевидность повода для уныния, мы должны отвергать этот повод, и тогда мы будем веселы, в хорошем смысле слова, веселы в духовном отношении; будем иметь, так сказать, духовную бодрость - даже при телесной усталости.

25 января 1998 года.

Игумен Авраам (Рейдман). Беседы о духовной жизни. Часть 2. - Екатеринбург, Изд-во. Ново-Тихвинского женского монастыря, 2001. - 32 с.