![страницы А.Лебедева [pagez.ru]](../img/logo.gif){kind=logo}
| |
| Начало: Святоотеческое наследие | |
Выступление на семинаре "Богословские, этические, пастырские аспекты участия Русской Православной Церкви в борьбе с распространением ВИЧ/СПИД", 24 декабря 2002 г., ОВЦС МП
Когда мы говорим о практике отношения к людям, являющимися в обществе париями, об изгоях и отверженных, очень важно вернуться к тому времени, когда формировался соответствующий понятийный аппарат. Он, в значительной мере, имеет огромный разрыв между античной традицией, с одной стороны, и раннесредневековой и собственно средневековой, с другой. Для существующей европейской цивилизации особенно существенен именно средневековый период, когда и складывались основные подходы взаимоотношений общества ("нормальных людей") и людей отверженных, когда впервые возникло понятие "гетто", причем не только в этническом смысле. В это же время сформировалось характерное богословское представление о круге людей, которых спасает Христос, и тех, на которых спасение не распространяется. Соответственно этим подходам вырабатываются методы обращения с "немощными", включая и их лечение. Кроме этого, как представляется, встает очень важный теоретический и практический вопрос о том, как на протяжении веков меняется отношение, сам эмоциональный подход человека здорового и "нормального" к болящему. Замечательный историк-медиевист, один из основателей знаменитой школы "Анналов" Люсьен Февр дает следующий образ изменения интеллектуальной и духовной атмосферы от средневековья к Новому времени: "Вспомним то подобие кривой, которая показывает нам в общем виде систему эмоциональной активности, все более и более подавляемую непрестанно возрастающей массой интеллектуальных элементов человеческой деятельности, вспомним их неудержимый и властный напор, отбрасывающий эмоции на задворки, на периферию жизни, оставляющим им второстепенную и жалкую роль" (Февр Л.).
На протяжении итоговой части средних веков, то есть, по мнению очень многих историков, с XIV-XV веков и далее, отношение к изгоям и париям все более и более характеризовалось преобладанием интеллектуального элемента. Вовлеченность этих людей в полноценную жизнь становилась все меньшей и нашла, наконец, логическое завершение в том, что один из авторов метко определил как "медикализацию жизни и медикализацию смерти" (Арьес Ф.). В одном из пособий, изданном в США в середине 1970-х годов под названием "Умирающий пациент", говорится так: "Общество в своей мудрости создало действительный способ защиты от повседневной трагедии смерти, чтобы быть в состоянии продолжать свою работу без эмоций и препятствий" (Dying Patient). Таким образом, перед нами вырастает крайне важная проблема: страдание и смерть исключаются из эмоциональной составляющей жизни и включаются в чисто интеллектуальный элемент, преодолеваются в этом интеллектуальном элементе. Среди прочего, это показывает, с одной стороны, глубинный разрыв господствующей в современном обществе концепции отношения к страдающему человеку - в том числе и к неизлечимо больному - с традицией средневековой, в значительной мере более целостной, очень сложной, но в своей полноте, несомненно, органичной. Краткое знакомство с традицией Средних веков и Раннего нового времени имеет то положительное содержание, что позволяет увидеть нетипичные для наших дней методы пастырского обращения со страдающим человеком, технологии отношения к пациенту, которые в современном "цивилизованном" отношении к больному и страдающему человеку либо тщательно залицовываются, либо считаются общим местом и не подвергаются столь необходимой рефлексии.
К сожалению, речь пойдет, в основном, о материале западного средневековья и западной христианской традиции хотя бы потому, что эта традиция документирована существенно лучше. На протяжении 1970-1980 годов в Европе, преимущественно во Франции, выходило огромное количество работ об отношении к больному человеку и человеку умирающему, а также к смерти как таковой, причем в самых разных научных традициях - от школы "Анналов", предполагающей системное изучение явлений на базе интегративного подхода, до представителей неопозитивизма и марксистской школы. Русская традиция изучена в этом смысле очень плохо. Нам известно, что почти не сохранились архивы монастырей как центров изучения и лечения в Древней Руси. По понятным причинам история отношения к больным и умирающим людям не занимала воображение творцов летописных сводов, а среди ненарративных документов интересующих нас сведений еще меньше. В соответствующих сводах по истории русской медицины есть лишь упоминания, известные нам из патериков, о том, что монастыри были центрами психического излечения. Имеются некоторые специальные исследования, касающиеся медицинского инструментария и т.п., но, к сожалению, не затронут вопрос, что представляли собой больные люди в картине мира средневекового русского общества, в том числе умирающие? Как относились к самой смерти в то время? В то же время аналогичный западноевропейский материал на эту тему более доступен.
В связи с этим предлагающиеся вниманию читателя размышления будут, к сожалению, достаточно отрывочными и краткими. Скорее, следует понимать данный материал как постановку проблемы и желание обратить внимание на существенные особенности отношения к проблеме смерти, умирания и болезни в миросозерцании средневековья и более позднего времени.
Известные нам концепции Страшного Суда и Второго пришествия, являющиеся в значительной мере общими как для Православия так и для латинского христианства, как известно, претерпели достаточно длительную эволюцию. В то же самое время не стоит забывать, что речь идет хотя и о смежных, но различных богословских идеях, которые не являются элементами одного и того же построения. Концепции Второго пришествия и Страшного Суда Христова прошли самостоятельную эволюцию, объединившись в сознании богословов западной традиции приблизительно к XIII веку. С этим связано представление о том, что человеческое тело непосредственно, почти физически заражено грехом. Взирая на расцвет и невиданное распространение иконографии macabre, когда изображения разлагающихся тел мертвецов были обязательным моментом иконографической программы многих храмов Франции и Германии, мы понимаем, что искусство предельно экспрессивно выражает ту же теологическую конструкцию. Один из богословов того времени, Пьер де Нессон, говорит, что причиной гниения трупа является не земля, в который этот труп кладется, а сама зараженность тела грехом. Это есть доведение до логического абсолюта общепринятой концепции зараженностью грехом человеческого создания.
Вместе с тем есть очень интересные изъятия, которые предпринимает средневековое мышление из этой известной нам концепции. Так, Бертольд Регенсбургский говорит о том, что все состояния мира входят в единую семью Христову, кроме евреев, жонглеров и бродяг, которые, в свою очередь, лишены приобщенности к