Тексты, справочники и документы [Pagez.ru]



Начало: Тексты, справочники и документы

Протоиерей Владислав Цыпин
Взаимоотношения Церкви и государства. Канонические принципы и историческая действительность

Церковь и государство имеют разное происхождение и природу. Церковь основана непосредственно Самим Богом - Господом Иисусом Христом; богоустановленность же государственной власти опосредована историческим процессом. Целью Церкви является вечное спасение людей, цель государства заключается в их земном благополучии. Церковь единственна и едина, она не ограничена пространством, а государств много, и у каждого из них - своя территория. В отношении территориальном с государством сопоставима не Вселенская, а Поместная Церковь, которая также имеет свою территорию, но в отличие от государства, обладающего полным суверенитетом и независимостью от других государств, представляет собой в известном смысле лишь часть Вселенской Церкви.

Церковь и государство имеют свои отдельные сферы действия, свои особые средства и в принципе независимы друг от друга. Независимость эта, однако, не носит абсолютного характера. Государство, сознающее пределы своей компетенции, не претендует на то, чтобы высказывать авторитетное суждение о вероучительных предметах или о формах богопочитания - о богослужении; равным образом не дело Церкви судить о формах государственного устройства и мероприятиях правительства с точки зрения их политической целесообразности. Есть, однако, области, которые не могут быть безразличны и для Церкви, и для государства. Это прежде всего общественная нравственность и правовой статус Церкви. Позиция Церкви по отношению к коллизиям, могущим возникнуть в этих двух сферах, не может быть одинаковой. Церковь непогрешимо проповедует Христову истину и преподает людям нравственные заповеди, исходящие от Самого Бога, поэтому она не властна изменить чего-либо в своем учении, не властна и умолкнуть, прекратить проповедование истины, какие бы иные учения ни предписывались или ни распространялись государственными инстанциями. В этом отношении Церковь внутренне совершенно свободна от государства. И возникающая при этом коллизия разрешается однозначно. Когда иудейский синедрион хотел воспретить апостолам проповедь учения Христа Спасителя, святые Петр и Иоанн сказали: "Судите, справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога?" (Деян.4:19).

Что касается юридического статуса, который имеет та или иная Поместная Церковь, то правовой суверенитет на территории государства принадлежит государственной власти. Следовательно, она и определяет правовой статус Поместной Церкви, предоставляя ей полноту возможностей для нестесненного исполнения ею своей миссии или ограничивая эти возможности. Государственная власть тем самым перед лицом Вечной Правды выносит суд о себе самой и в конце концов предрекает свою судьбу, но Церковь не вправе отказывать государству, даже дискриминирующему ее, в повиновении. Выше требования лояльности стоит только данная Церкви Божественная заповедь: совершать дело спасения людей в любых условиях и при любых обстоятельствах.

Взаимоотношения Церкви и государства развивались в контексте истории, в ходе которой государство возникло и видоизменялось. Развивая учение Христа о правильном отношении к государственной власти, апостол Павел писал: "Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее, ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести. Для сего вы и подати платите, ибо они Божии служители, сим самым постоянно занятые. Итак отдавайте всякому должное: кому поґдать, поґдать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь" (Рим.13:1–7). Апостолы учили христиан повиноваться властям независимо от их отношения к Церкви. В апостольский век Церковь Христова была гонима и местной иудейской властью, и государственной римской. Это не мешало мученикам и другим христианам тех времен молиться за гонителей и признавать их власть.

Государство как необходимый элемент жизни в испорченном грехом мире, где личность и общество нуждаются в ограждении от опасных проявлений греха, благословляется Богом. Анархия - отсутствие надлежащего устроения государства и общества, - а равно призывы к ней и попытка ее установления противоречат христианскому миропониманию (Рим.13:2). Церковь не только предписывает своим чадам повиноваться государственной власти, независимо от убеждений и вероисповедания ее носителей, но и молиться за нее, "дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте" (1Тим.2:2).

Таким образом, Церковь не должна брать на себя функции, принадлежащие государству: противостояние греху путем насилия, использование мирских властных полномочий, принятие на себя функций государственной власти, предполагающих принуждение или ограничение. В то же время Церковь может обращаться к государственной власти с просьбой или призывом употребить власть в тех или иных случаях, однако право авторитетного решения этого вопроса остается за государством. Государство не должно вмешиваться в духовную жизнь Церкви, в ее вероучение, литургическую жизнь и духовническую практику, равно как и вообще в деятельность канонических церковных учреждений, за исключением тех ее сторон, которые предполагают деятельность в качестве юридического лица, неизбежно вступающего в соответствующие отношения с государством, его законодательством и властными органами. Церковь вправе ожидать от государства уважения к ее каноническим нормам и иным внутренним установлениям.

Во избежание смешения церковных и государственных дел и для того, чтобы церковная власть не приобретала мирского, светского характера, каноны возбраняют клирикам брать на себя участие в делах государственного управления. 81-е Апостольское правило гласит: "Не подобает епископу, или пресвитеру вдаватися в народныя управления, но неупустительно быти при делах церковных". О том же говорится и в 6-м Апостольском правиле, а также в 10-м правиле Седьмого Вселенского Собора.

Святые каноны воспрещают священнослужителям обращаться к государственной власти без дозволения церковного начальства. Так, 2-е правило Сардикийского Собора гласит: "Аще который епископ, или пресвитер, или вообще кто-либо из клира без соизволения и грамот от епископа области, и наипаче от епископа митрополии, дерзнет пойти к царю: таковой да будет отрешен и лишен не токмо общения, но и достоинства, какое имел… Аще же необходимая нужда заставит кого идти к царю: таковой да творит сие с разсмотрением и с соизволением епископа митрополии и прочих тоя области епископов, и да напутствуется грамотами от них".

Модели взаимоотношений между Православной Церковью и государством формировались как на основе церковных представлений об идеале таких отношений, так и на основе исторической реальности.

В православной традиции сформировалось определенное представление об идеальной форме взаимоотношений между Церковью и государством. В то же время в истории этот идеал осуществлялся не часто, если вообще осуществлялся. Поскольку церковно-государственные взаимоотношения - явление двустороннее, то исторически указанная идеальная форма могла быть выработана лишь в государстве, признающем Православную Церковь величайшей народной святыней, иными словами, в государстве православном. Причем, если в государстве, где Православная Церковь имеет официальный статус, связанный с особыми привилегиями, существуют такие религиозные меньшинства, права которых вследствие этой привилегии ущемлены, то трудно говорить о том, что церковно-государственные отношения урегулированы идеальным образом. Поэтому, очевидно, лишь монорелигиозное, моноконфессиональное православное государство может без ущерба для справедливости и общего блага своих граждан строить отношения с Церковью идеальным образом.

В Византии были выработаны основные принципы церковно-государственных отношений, зафиксированные в канонах и государственных законах империи, отраженные в святоотеческих писаниях. В своей совокупности эти принципы получили название симфонии Церкви и государства. Суть симфонии составляют обоюдное сотрудничество, взаимная поддержка и взаимная ответственность без вторжения одной стороны в сферу исключительной компетенции другой. Епископ подчиняется государственной власти как подданный, а не потому, чтобы епископская власть его исходила от представителя государственной власти. Точно так же и представитель государственной власти повинуется епископу как член Церкви, ищущий в ней спасения, а не потому, чтобы власть его происходила от власти епископа. Государство при симфонических отношениях с Церковью ищет у нее моральной, духовной поддержки, ищет молитвы за себя и благословения на деятельность, направленную на достижение целей, служащих благополучию граждан, а Церковь получает от государства помощь в создании условий, благоприятных для благовествования и для духовного окормления своих чад, являющихся одновременно гражданами государства.

В 104-м (93-м) правиле Карфагенского Собора выражена мысль о том, что благочестивые носители государственной власти призваны быть защитниками Церкви: "Царскому человеколюбию предлежит попещися, чтобы Кафолическая Церковь, благочестною утробою их родившая, и крепостию веры воспитавшая, была ограждена их промышлением, дабы в благочестивыя их времена, дерзновенные человеки не возгосподствовали над безсильным народом, посредством некоего страха, когда не могут совратити оный посредством убеждения".

В 6-й новелле святого Юстиниана сформулирован принцип, лежащий в основе симфонии Церкви и государства: "Величайшие блага, дарованные людям высшею благостью Божией, суть священство и царство, из которых первое (священство, церковная власть) заботится о божественных делах, а второе (царство, государственная власть) руководит и заботится о человеческих делах, а оба, исходя из одного и того же источника, составляют украшение человеческой жизни. Поэтому ничто не лежит так на сердце царей, как честь священнослужителей, которые со своей стороны служат им, молясь непрестанно за них Богу. И если священство будет во всем благоустроено и угодно Богу, а государственная власть будет по правде управлять вверенным ей государством, то будет полное согласие между ними во всем, что служит на пользу и благо человеческого рода. Потому мы прилагаем величайшее старание к охранению истинных догматов Божиих и чести священства, надеясь получить чрез это великие блага от Бога и крепко держать те, которые имеем". Руководствуясь этой нормой, император Юстиниан в своих новеллах признавал за канонами силу государственных законов.

Классическая византийская формула взаимоотношений между государственной и церковной властью заключена в "Эпанагоге" (вторая половина IX в.): "Мирская власть и священство относятся между собою, как тело и душа, необходимы для государственного устройства точно так же, как тело и душа в живом человеке. В связи и согласии их состоит благоденствие государства". Ту же мысль находим и в актах Седьмого Вселенского Собора: "Священник есть освящение и укрепление императорской власти, а императорская власть посредством справедливых законов управляет земным".

Классическая византийская симфония в Византии не существовала в абсолютно чистой форме. На практике она подвергалась нарушениям и искажениям. Со стороны государственной власти не один раз Церковь оказывалась объектом цезарепапистских притязаний. Суть их заключалась в том, что глава государства, царь, претендовал на решающее слово в устроении церковных дел. Помимо греховного человеческого властолюбия у таких посягательств, всегда воспринимавшихся Церковью как незаконная узурпация, была еще и историческая причина. Христианские императоры Византии были прямыми преемниками языческих римских принцепсов, которые среди многих своих титулов имели и такой: pontifex maximus - верховный первосвященник. Эта традиция, в ослабленной форме, время от времени проявлялась и в действиях некоторых христианских императоров. Всего откровеннее и опаснее для Церкви цезарепапистская тенденция обнаруживалась в политике императоров-еретиков, в особенности в иконоборческую эпоху.

У русских государей, в отличие от византийских василевсов, не было наследия языческого Рима. Поэтому симфония церковной и государственной власти в русской древности осуществлялась в формах более правильных и церковных. Впрочем, отступления от нее также имели место, хотя в одних случаях носили индивидуальный характер (тираническое правление Иоанна Грозного), в других имели характер более мягкий и сдержанный, чем в Византии (например, в столкновении царя Алексея Михайловича с патриархом Никоном).

Взаимоотношения между государственной властью и Православной Церковью составляли стержень политической системы Российского государства. В допетровской России царская власть была ограничена не только традиционным, обычным правом, но и принципиальной независимостью от царя высшей церковной власти - освященного Собора и патриарха. Несколько попыток московских государей узурпировать власть над Церковью явились лишь посягательством на норму, на право, а нормой все-таки оставалась симфония, суть которой с лапидарной ясностью была сформулирована Большим Московским Собором 1666-1667 гг.: "Да будет признано заключение, что царь имеет преимущество в делах гражданских, а патриарх - церковных, дабы таким образом сохранилась целой и непоколебимой во век стройность церковного учреждения".

Между тем на европейском Западе, в лоне Католической Церкви, в средневековье не без влияния творения блаженного Августина "О граде Божием" сложилась доктрина "двух мечей", согласно которой обе власти, церковная и государственная, одна непосредственно, а другая опосредованно, восходят к Римскому епископу. Светские государи в средневековом Риме считались вассалами папы; папы усваивали себе тогда право не только короновать императоров и королей, но и лишать их престолов. Развитию католической доктрины о светском принципате пап, об их абсолютной церковной и светской власти способствовало то обстоятельство, что первый средневековый император Запада Карл Великий, в отличие от византийских василевсов, не был прямым преемником римских императоров и императорскую корону получил от папы, который в его лице одному из многих "варварских" королей даровал титул императора Рима.

Притязания пап натолкнулись, естественно, на сопротивление светских государей - императоров, особенно Генриха IV, а также королей, мелких феодальных князей, вольных городов. Могучим средством пап в борьбе со светскими государями был интердикт - запрет совершать богослужения в той или иной стране до тех пор, пока подданные не свергнут своего отлученного папой монарха. Но в отстаивании своего приоритета папы и католические епископы прибегали и к материальным средствам, к применению вооруженной силы. В результате Католическая Церковь этатизировалась. Папы стали полновластными монархами над значительной частью Италии - папской областью, остатком которой является современный Ватикан; многие епископы, в особенности в феодально раздробленной Германии, были князьями, имевшими государственную юрисдикцию на своей территории, свои правительства и свои войска, которыми они предводительствовали в многочисленных войнах с другими епископами, с герцогами и маркграфами, с вольными городами и королями, с самими императорами.

Реформация не оставила почвы для сохранения государственной власти папы и католических епископов на территории реформированных стран. В ХVII–ХIХ вв. и в католических странах правовые условия изменились настолько, что на практике Католическая Церковь была устранена от государственной власти. Однако помимо государства Ватикан остатком средневековой доктрины "двух мечей" остается практика заключения Римской курией договоров в форме конкордатов с государствами, на территории которых находятся католические общины. Вследствие этого правовой статус католических общин регулируется в данных странах уже не одними внутренними законами государства, а и международным правом, к области коего относятся конкордаты.

В странах, где победила Реформация, а в ХVI–ХIХ вв. также и в некоторых католических странах в государственно-церковных взаимоотношениях установился принцип территориализма, суть которого заключается в полном государственном суверенитете на государственной территории, в том числе над находящимися на ней религиозными общинами. Девизом этой системы взаимоотношений стали слова "cujus est regio, illius est religio" (чья власть, того и религия). При последовательном своем осуществлении эта система подразумевает удаление, изгнание из государства приверженцев иного вероисповедания, чем носитель высшей государственной власти (в ходе Реформации и контрреформации изгнание и даже избиение иноверцев предпринимались не раз). Однако в жизни прочно утвердилась смягченная форма осуществления этого принципа - так называемая государственная церковность, когда религиозная община, к которой принадлежит государь, официально именуемый главой Церкви, и которая обыкновенно составляет большинство населения, пользуется преимуществом государственной Церкви, а права иных религиозных общин оказываются ограниченными, урезанными. Сочетание элементов этой системы церковно-государственных взаимоотношений с остатками традиционной, унаследованной от Византии симфонии, составило своеобразие правового статуса Православной Церкви в России синодальной эпохи. Властной рукой Петра Церковь была отодвинута с авансцены национальной жизни. И сам он, и его преемники смотрели на Церковь не столько как на высочайшую святыню народа, воплощающую в себе весь смысл его существования, как это было на Руси искони, со времен ее Крещения, сколько как на одну из опор государства, причем - и это было худшей чертой послепетровской системы церковно-государственных отношений - саму нуждавшуюся в опеке и надзоре со стороны правительства. Для этого и был сломан старый строй церковного управления, органично сочетавший в себе соборное начало и первосвятительское возглавление, а на его месте была учреждена синодальная система с обер-прокурорским контролем.

От византийской симфонии сделан был шаг в сторону системы государственной церковности протестантских немецких княжеств эпохи абсолютизма. Хотя унаследованная от Византии симфония Церкви и царства оставалась и после Петра высшим идеалом, но в своей юридической реализации и политической практике этот идеал подвергся радикальной деформации. До Петра I служение Богу и Церкви сознавалось и носителями государственной власти, и всем русским народом как высший смысл и высшая цель самого существования государства, как конечное основание для всякого государственного деяния. После Петра правительство России ставило перед собой вполне секулярные, вполне автономные от религиозной санкции цели, а привилегированный статус Православной Церкви, ее "господствующее" в сравнении с другими религиозными общинами положение находило себе оправдание уже только в том, что Православие, согласно Основным законам Российской империи, являлось вероисповеданием государя и большинства его подданных. В российское законодательство вошло положение о главенстве императора в Церкви. Восходит оно к "Акту императора Павла о престолонаследии". В "Акте…" говорится о невозможности восшествия на Российский престол лица, не принадлежащего к Православной Церкви. Соответствующее место включает в себя и усвоение российскому государю статуса главы Церкви: "Когда наследство дойдет до такого поколения женского, которое царствует уже на другом престоле, тогда предоставлено наследующему лицу избрать веру и престол, и отрещись вместе с наследником от другой веры и престола, если таковой престол связан с законом (подразумевается вероисповедание, в данном случае не православное. - В.Ц.), для того что государи Российские суть главою Церкви, а если отрицания от веры не будет, то наследовать тому лицу, которое ближе по порядку". Это положение о невозможности занимать Российский престол особе, не принадлежащей к Православной Церкви, повторяет соответствующее место из завещания императрицы Екатерины I, составленного в 1727 г.: "Никто никогда Российским престолом владеть не может, который не греческого закона".

Содержание положения "Акта…" относительно вероисповедания государя отразилось в 42-й статье "Основных законов", помещенных в "Своде законов Российской империи", первое издание которого вышло в 1832 г.: "Император яко христианский государь есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния" (положение заимствовано из "Духовного регламента"). А в примечании к этой статье сказано: "В сем смысле император в Акте о наследии престола 1797 г. апр. 5 именуется главою Церкви". Таким образом, вносится известное ограничение в формулу относительно главенства государя в Церкви. Формула императора Павла лишается силы прямого закона, становясь только толкованием одной из статей "Основных законов".

Для православного канонического правосознания допустима лишь такая интерпретация положения о главенстве императора в Церкви, которая подразумевает возглавление и представление императором сословия мирян, но не епископата. В таком смысле и интерпретировалось соответствующее положение в канонической и юридической литературе XIX в. большинством авторов. Так, А.Д. Градовский в своем толковании 42-й статьи "Основных законов" писал: "Права самодержавной власти касаются предметов церковного управления, а не самого содержания положительного вероисповедания, догматической и обрядовой стороны… Таким образом, компетенция верховной власти ограничивается теми делами, которые вообще могут быть предметом церковной администрации, т.е. не предполагают актов, по существу своему принадлежащих органам Вселенской Церкви, Вселенским Соборам" [1]. Некоторые авторы, однако, настаивали на том, что, хотя император и не может издавать законов о вере, устанавливать догматов, ему, однако, принадлежит в Церкви полнота власти, в том числе и законодательной. Так, Н.С. Суворов писал: "Император законодательствует в Церкви, поскольку она есть юридический порядок, основанный на традиционном Православии, не изменяя этого традиционного Православия и не внося в него новых догматов, но регулируя церковную жизнь в духе этого Православия" [2]. По интерпретации П.Е. Казанского, "Император - не посторонняя Православной Церкви государственная власть, но именно глава Церкви… По наиболее распространеннному воззрению, государь император наследует в этом отношении власть византийских императоров" [3].

Очевидно, что в поликонфессиональных государствах система государственной церковности, но крайней мере в ее традиционных формах, не может быть органичной, поскольку предполагает зависимость прав граждан от их вероисповедания. В Соединенных Штатах Америки, которые с самого начала своей истории представляли собой многоконфессиональное государство, утвердился принцип радикального отделения Церкви от государства, предполагающий их обоюдное невмешательство в дела друг друга, свободу и независимость религиозных общин, нейтральный по отношению ко всем конфессиям характер государства. Впрочем, абсолютный нейтралитет едва ли вообще достижим. Всякому государству приходится считаться с реальным религиозным составом своего населения. Ни одна христианская деноминация в отдельности не составляет большинства в Соединенных Штатах, однако решительное большинство жителей США составляют все-таки именно христиане. Отсюда - присяга президента на Библии, официальный выходной день в воскресенье и так далее.

У принципа отделения Церкви от государства есть, однако, и иная генеалогия. На европейском континенте он явился результатом антиклерикальной, или прямо антицерковной борьбы, хорошо известной из истории французских революций. Когда Церковь отделяется от государства не ввиду поликонфессиональности населения страны, а потому, что государство связывает себя с той или иной антихристианской либо вообще антирелигиозной идеологией, уже нет возможности говорить о нейтралитете такого государства, о его чисто светском характере. Для Церкви это обыкновенно влечет за собой стеснения, ограничения в правах, дискриминацию или прямые гонения.

История ХХ в. явила в разных странах мира много роковых примеров антицерковной политики правительств, самые острые - в нашей стране, где события 1917 г. внесли радикальные перемены в церковно-государственные отношения. Декретом от 20 января 1918 г. Православная Церковь была отделена от государства, но при этом не получила прав частного религиозного общества. Между тем после Октябрьского переворота над легальным существованием Православной Церкви в России нависла прямая угроза. Большевистская программа в области церковно-государственных взаимоотношений в основных чертах была реализована уже в январе 1918 г.

"Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви" не только обозначал формальный, юридический разрыв многовекового союза между Церковью и государством, разрыв, предрешенный уже Февральской революцией; он легализовал гонения на Церковь. Православная Церковь была отделена от государства, но при этом не получила прав частного религиозного общества. Принципиальное отличие советского законодательства "о культах" от правового режима отделения Церкви в таких государствах, как США или Франция, заключалось в последних параграфах декрета, положения которых неизменно воспроизводились в более поздних актах: "Никакие церкви и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют. Все имущества существующих в России церквей и религиозных обществ объявляются народным достоянием". Храмы Божии, святые иконы, священные сосуды отнимались у Церкви. Церковь лишалась всякой собственности. Правда, по декрету, Церковь могла продолжать пользоваться и храмами, и богослужебной утварью, но лишь "по особым постановлениям местной или центральной государственной власти". Декрет запрещал религиозное воспитание и образование детей в школе. "Преподавание религиозных вероучений, - говорится в нем, - во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы, не допускается". Этот декрет явился юридической подготовкой к изъятию церковных ценностей, к закрытию монастырей и духовных школ, к кощунственным осквернениям святых мощей угодников Божиих, к противоправным судам и расправам над священнослужителями и благочестивыми мирянами.

Русская Православная Церковь на Соборе 1917–1918 гг. не признала законности декрета, как не признавала она до заявлений патриарха 1923 г. законности советской власти вообще. Свой взгляд на правомерные отношения Церкви она выразила в "Определении о правовом положении Православной Российской Церкви", принятом 2 декабря 1917 г. Своеобразие этого документа заключается в том, что, с одной стороны, он не воспроизводит схему церковно-государственных отношений, существовавшую в Российской империи, а с другой - вполне игнорирует и складывавшуюся на исходе 1917 г. реальную политическую и законодательную ситуацию. Уже Временное правительство рядом актов - ликвидацией церковно-приходских школ, провозглашением Закона Божия факультативным предметом - сделало решительный шаг в сторону неконфессионального государства. Атеистическая и прямо богоборческая программа большевиков, захвативших власть в октябре 1917 г., была хорошо известна и раньше, а теперь начала проводиться в жизнь.

Поместный Собор, таким образом, решал вопрос об отношениях между Церковью и государством, отвлекаясь от сложившейся ситуации, решал его принципиально, иными словами, предлагал идеальную норму таких взаимоотношений. В "Декларации", которая предваряла "Определение", требование о полном отделении Церкви от государства сравнивается с пожеланием, "чтобы солнце не светило, а огонь не согревал. Церковь, по внутреннему закону своего бытия, - говорится далее в тексте "Декларации", - не может отказаться от признания просветлять, преображать всю жизнь человечества, пронизывать ее своими лучами".

Основные положения "Определения", принятого Собором, гласили:

"1. Православная Российская Церковь, составляя часть единой Вселенской Христовой Церкви, занимает в Российском государстве первенствующее среди других исповеданий публично-правовое положение, подобающее ей как величайшей святыне огромного большинства населения и как великой исторической силе, созидавшей Российское государство. 2. Православная Церковь в России в учении веры и нравственности, богослужении, внутренней духовной дисциплине и сношениях с другими автокефальными Церквами независима от государственной власти и, руководствуясь своими догматико-каноническими началами, пользуется в делах церковного законодательства, управления и суда правами самоопределения и самоуправления […] 4. Государственные законы, касающиеся Православной Церкви, издаются не иначе, как по соглашению с церковною властью […] 7. Глава Российского государства, министр исповеданий и министр народного просвещения и товарищи их должны быть православными […] 9. Православный календарь признается государственным календарем. 10. Двунадесятые праздники, воскресные и особо чтимые Православною Церковью дни признаются в государстве неприсутственными днями […] 12. Добровольный выход из Православия допускается не ранее достижения возраста, установленного для вступления в брак. Прежде этого возраста дети могут оставить Православие только по желанию родителей, и притом лишь в случае оставления Православия самими родителями; от детей, достигших 9-летнего возраста, требуется их согласие […] 14. Церковное венчание по православному чину признается законною формой заключения брака […] 18. Учреждаемые Православной Церковью низшие, средние и высшие школы, как специально-богословские, так и общеобразовательные, пользуются в государстве всеми правами правительственных учебных заведений на общем основании. 19. Во всех светских государственных и частных школах воспитание православных детей должно соответствовать духу Православной Церкви; преподавание Закона Божия для православных учащихся обязательно как в низших, так и в высших учебных заведениях, содержание законоучительских должностей в государственных школах принимается за счет казны. 20. Удовлетворение религиозных нужд членов Православной Церкви, состоящих в армии и флоте, должно быть обеспечено заботой государства; каждая воинская часть должна иметь православное духовенство…".

Советское государство совершенно игнорировало позицию Поместного Собора в своем законодательстве. В Конституцию РСФСР 1918 г. и последующие советские конституции неизменно входили фундаментальные положения декрета 1918 г., устанавливавшие драконовский режим для Православной Церкви и иных религиозных общин в России и Советском Союзе. Впрочем, в одном отношении Конституция 1918 г. отличалась в лучшую сторону от "сталинской" Конституции и позднейших советских конституций - в 1918 г. большевики еще не запрещали "религиозную пропаганду".

8 апреля 1929 г. президиум ВЦИК принял постановление "О религиозных объединениях", по которому религиозным общинам дозволялось лишь "отправление культов" в стенах "молитвенных домов", просветительская и благотворительная деятельность категорически воспрещалась. Духовенство устранялось от участия в хозяйственных и финансовых делах так называемых двадцаток. Частное обучение религии, дозволенное декретом 1918 г. "Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви", теперь могло существовать лишь как право родителей обучать религии своих детей.

Частичная нормализация церковно-государственных отношений в 1943 г. почти не отразилась в законодательных актах, которым в ту пору важного значения не придавали. Церковь получила относительно сносные условия для своего существования через административные распоряжения властей. В 1945 г. Совнарком СССР принял секретное постановление, которым предоставил исполнительным органам религиозных организаций "права ограниченного юридического лица". Они касались "приобретения транспортных средств, аренды, строительства и покупки в собственность строений для своих нужд, производства церковной утвари, предметов религиозного культа и продажи их обществам верующих". Зловещее постановление 1929 г. в послевоенные годы практически игнорировалось, хотя не было отменено.

О нем вспомнили в разгар хрущевских гонений на Церковь. 31 марта 1961 г. в Совет по делам Русской Православной Церкви были приглашены Святейший Патриарх и находящиеся в Москве постоянные члены Синода. Председатель Совета предложил архипастырям провести коренную реформу приходского управления: "Надо пересмотреть отдельные пункты "Положения об управлении Русской Православной Церковью", чтобы во главе общины был исполнительный орган, а не настоятель церкви". Юридическим аргументом, который использовал представитель государственной власти, было требование привести "Положение об управлении Русской Православной Церковью" в строгое соответствие с постановлением ВЦИК и Совнаркома РСФСР от 1929 г. "О религиозных объединениях", по которому священнослужители как лица, лишенные избирательного права, устранялись от участия в хозяйственных делах религиозных общин, хотя это постановление находилось в грубом противоречии с Конституцией СССР 1936 г., предоставившей всем гражданам одинаковые права. 18 июля 1961 г., в день памяти преподобного Сергия Радонежского, в Троице-Сергиевой Лавре состоялся Архиерейский Собор, который вынужден был внести радикальные изменения в 4-ю часть "Положения об управлении Русской Православной Церковью", продиктованные советом и негативно сказавшиеся на приходской жизни.

После отставки Хрущева прямые гонения на Церковь остановились, но ее правовой статус оставался прежним. Закрыт был путь и к пересмотру решений Архиерейского Собора 1961 г. В 70-х гг. церковная жизнь оставалась относительно стабильной и протекала без потрясений, подобных тем, какие выпали на долю Церкви десятилетие назад, в годы хрущевских гонений. Государственная политика по отношению к Церкви оставалась в основных своих чертах неизменной, какой она сложилась после отставки Хрущева: жесткий, тотальный контроль за всеми проявлениями церковной жизни, противодействие попыткам расширить сферу дозволенного для Церкви, но без массовых репрессий против духовенства или верующих мирян, без массового закрытия церквей и без шумных пропагандистских атеистических кампаний.

Ничего нового, касающегося статуса религиозных общин, не внесла в советское законодательство и принятая в 1977 г. очередная Конституция СССР, 52-я статья которой гласила: "Гражданам СССР гарантируется свобода совести, то есть право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, отправлять религиозные культы или вести атеистическую пропаганду. Возбуждение вражды и ненависти в связи с религиозными верованиями запрещается. Церковь в СССР отделена от государства и школа от Церкви". Неравноправие граждан СССР в зависимости от их отношения к религии очевидным образом вытекало из этой статьи Конституции, несмотря на декларируемый в иных местах этого документа принцип равенства всех граждан СССР независимо от национальности, расы, пола, отношения к религии. Граждане с атеистическими убеждениями, согласно Конституции, могли свободно пропагандировать их, а верующим предоставлялось лишь право "отправлять религиозные культы". Столь откровенное неравноправие граждан разных категорий сообщало Советскому Союзу черты сословного государства.

Значительные перемены в правовом статусе Русской Православной Церкви и других религиозных объединений произошли на исходе существования Советского Союза. 1 октября 1990 г. был принят закон СССР "О свободе совести и религиозных организациях", утвердивший за отдельными приходами, церковными учреждениями, в том числе и Патриархией, права юридического лица. У Церкви появилось право иметь в собственности недвижимость, защищать свои интересы в судебном порядке, религиозные организации могли теперь участвовать в общественной жизни и пользоваться средствами массовой информации. Исключительно важное положение нового закона содержалось в статье 6, которая, хотя и подтверждала принцип отделения школы от Церкви, тем не менее открывала юридическую возможность для религиозного обучения детей. "Религиозные организации, имеющие зарегистрированные в установленном порядке уставы (положения), вправе в соответствии со своими установлениями создавать для религиозного образования детей и взрослых учебные заведения и группы, а также проводить обучение в иных формах, используя для этого принадлежащие или предоставляемые им в пользование помещения". Закон запрещал командованию воинских частей препятствовать участию военнослужащих в богослужениях в свободное время; он дозволял совершение "религиозных обрядов" в больницах, госпиталях, домах для престарелых, в тюрьмах и лагерях, причем администрации этих учреждений предписывалось оказывать содействие в приглашении священнослужителей. Новый закон сохранял прежний Совет, но менял его функции, лишал его властных полномочий по отношению к религиозным организациям: "Государственный орган СССР по делам религий является информационным, консультативным и экспертным центром".

Новый закон был более благоприятным для Церкви, чем действовавшее до тех пор постановление ВЦИК 1929 г., но действовал он недолго - всего 15 месяцев, ровно столько, сколько оставалось существовать СССР.

Спустя месяц после издания союзного закона был принят российский закон "О свободе вероисповеданий". Он не предусматривал уже правительственного учреждения, подобного Совету по делам религий; вместо него в Верховном Совете была образована Комиссия по свободе совести и вероисповеданиям. Положение об отделении школы от Церкви формулировалось в российском законе в более деликатной форме: "Государственная система образования и воспитания носит светский характер и не преследует цели формирования того или иного отношения к религии". При этом, однако, преподавание вероучения на факультативной основе допускалось в любых дошкольных и учебных заведениях и организациях. Преподавание же "религиозно-познавательных, религиоведческих и религиозно-философских дисциплин" могло входить в учебную программу государственных учебных заведений.

В 1997 г. был издан новый, ныне действующий закон "О свободе совести и о религиозных объединениях", вызвавший острую дискуссию в печати и поддержанный Священноначалием Русской Православной Церкви, православным духовенством и церковным народом.

Помимо режима отделения Церкви от государства, существует также форма церковно-государственных взаимоотношений, которая носит промежуточный характер между радикальным отделением Церкви от государства, когда Церковь имеет статус частной корпорации, и государственной церковностью. Речь идет о статусе Церкви как корпорации публичного права. В этом случае Церковь может иметь ряд привилегий и обязанностей, делегированных ей государством, не являясь государственной Церковью в собственном смысле слова. Так, в ФРГ Католическая, Евангелическая и некоторые другие Церкви имеют статус корпораций публичного права, в то время как другие религиозные общины от государства полностью отделены и рассматриваются как частные корпорации. Законодательный опыт Германии в области установления правового статуса религиозных общин может быть поучителен и для российского законодателя, тем более что особое значение Православной Церкви для России подчеркнуто в преамбуле к ныне действующему закону "О свободе совести и о религиозных объединениях". Очевидно, что соответствующее положение, содержащееся в преамбуле, не должно оставаться только декларацией, оно должно влиять на законодательство и отражаться как в конкретных правовых нормах, так и в реальной политике государства.

Примечания:
1. Градовский А. Начала русского государственного права. СПб., 1875. Т.1. С.151.
2. Суворов Н.С. Курс церковного права. Ярославль, 1889. Т.1. С.364.
3. Казанский П.Е. Власть Всероссийского императора. Одесса, 1913. С.162,253.