Тексты, справочники и документы [Pagez.ru]



Начало: Тексты, справочники и документы

Священномученик Иларион (Троицкий)
История плащаницы

Господь Иисус Христос, устанавливая Таинство причащения, а вместе с тем и общественное богослужение для Своей Церкви, сказал: "Сие творите в Мое воспоминание" (Лк.22:19; 1Кор.11:24). Уже одни эти слова Христовы однажды и навсегда определили, чтобы христианское богослужение стояло в самой близкой и непосредственной связи с историей земной жизни Спасителя. Воспоминание о жизни Христа Спасителя должно было составить одну из главнейших стихий церковного богослужения. История развития христианского богослужения весьма наглядно свидетельствует о том, что заповедь Христова не только определила собою лишь какую-либо одну составную часть богослужения, но и о том, что вся христианская литургия и содержанием своих молитв, и символическим значением своих действий и обрядов стремится к возможно полному воспроизведению земной жизни Спасителя. Этот исторический характер литургии весьма ясно выступает для всякого внимательно читающего литургийный чин; да о нем прямо говорят некоторые выражения литургического текста. На литургии поминаются "вся яже о нас бывшая: Крест, гроб, тридневное воскресение, на Небеса восхождение, одесную седение, Второе и славное паки пришествие" (молитва из литургии св. Иоанна Златоуста), "спасительная Его страдания, Животворящий крест, тридневное погребение, еже из мертвых воскресение, еже на Небеса восшествие, еже одесную Тебе Бога и Отца седение, и славное и страшное Его Второе Пришествие" (молитва из литургии св. Василия Великого). О таком же историческом характере литургии говорят все толкователи литургии. По истолкованию древнейших литургистов, самый храм служит напоминанием распятия, погребения и воскресения Христова [1]. "Знайте все иереи, - говорит патриарх Герман, - предстоящие святому жертвеннику и священнодействующие Безкровную Жертву, что мы возвещаем животворные страсти Христовы" [2]. Особенно определенно историчность литургии отмечается толкователем XII века Феодором, епископом Андидским, в его "Рассуждении о тайнах и образах Божественной литургии". "Многие, - пишет Феодор, - из отправляющих обязанность священнослужения знают, конечно, и исповедуют, что литургийное действие служит образом страдания, погребения и воскресения Христа Бога нашего; но что оно представляет также соответствующие образы Его спасительного пришествия и воплощения, Его зачатия, рождения, тридцатилетней жизни, служения Ему Предтечи, явления Его в крещении... всего этого - я не понимаю, почему, - они не знают". Дальше автор и доказывает, почему литургия должна изображать именно всю жизнь Спасителя, и, наконец, пишет: "Все действие Божественной литургии совершаемыми в ней Тайнами представляет все домостроительство спасительного снисшествия истинного Бога и Спаса нашего Иисуса Христа в символах, хотя и трудно в символах усмотреть полное соответствие в отдельности всему тому, что совершил Сам Господь или что сделали по отношению к Нему иудеи" [3].

И не только в течение богослужебного дня за литургией вспоминается земная жизнь Спасителя - более распространенно она раскрывается и в годовом цикле богослужения, в круге годовых праздников и торжеств.

Воспоминание жизни Спасителя, с самых первых дней исторического бытия Церкви положенное в основу богослужения, и предопределяет собой то, что в системе богослужебных символов и обрядов некоторые имеют отношение к незначительным сравнительно подробностям земной жизни Христа, воспоминаются не только факты, но и обстановка этих фактов. Воспроизведение земной жизни Спасителя в богослужении иногда простирается до бытовых мелочей.

Все евангелисты повествуют, что при погребении Иисуса Христа Иосиф Аримафейский, взяв тело Спасителя, обвил его плащаницею чистою (см.: Мф.27:59; Мк.15:46; Лк.23:53; Ин.19:40) [4]. Эта бытовая подробность имела довольно видное значение для литургийной символики. Плащаница издревле была символически представлена в обстановке литургии и за долгое время развития богослужебного обряда она имела свою историю, постепенно развиваясь и изменяясь в своем внешнем виде и занимая различное положение в общей системе богослужебного обряда.

Так как жизнь Спасителя воспроизводится двояко - в ежедневной литургии и в богослужении целого года, то и в истории плащаницы можно различать две части или два периода: историю плащаницы как символа в ежедневном богослужении и историю плащаницы как символа богослужения годового.

В земной жизни Иисуса Христа плащаница имела место при Его погребении, а потому и соответствующих символов должно искать в тех частях богослужения, где вообще воспоминается погребение Христово. Безкровная Жертва приносится на престоле, а потому престол и знаменует собой гроб Господень. О таком именно символическом знаменовании престола мы можем слышать единогласное свидетельство древнейших церковных литургистов. Уже по краткому толкованию на литургию Иоанна Постника (+595) трапеза представляет гроб Господа - τράπεζα τον του Κυρίου τάφον αντίθεται [5]. В позднейших толкованиях эта мысль выражается столь же определенно, постоянно и всегда неизменно: она многократно повторяется у патриарха Германа и Софрония, у Феодора Андидского и Симеона Солунского [6]. Вот почему плащаницу заранее можно искать среди принадлежностей престола: она должна входить в его символику. Здесь, в символике престола, в ее постепенном развитии, и лежит начало истории плащаницы.

Самое древнее свидетельство, где в символике престола упоминается предмет, обозначающий плащаницу, можно найти у св. Исидора Пелусиота (первая половина V века). В письме к комиту Дорофею, касаясь "изъяснения церковного тайноводства", св. Исидор пишет: "Чистая плащаница (σινδών - то есть полотно), распростираемая для принесения Божественных Даров, есть служение Иосифа Аримафейского. Как он, обвив тело Господне плащаницею (см.: Мф.27:59), предал оное гробу, из которого для всего рода нашего приобретено в плод воскресение; так мы, на плащанице освящая хлеб предложения, обретаем, без сомнения, Тело Христово, источающее для нас то нетление, которое по воскресении из мертвых даровал погребенный Иосифом Спаситель Иисус" [7]. Трудно и даже совершенно невозможно допустить, чтобы св. Исидор Пелусиот разумел здесь антиминс, как это отчасти утверждает прот. К. Никольский [8]. Св. Исидор, очевидно, говорит лишь о том полотне, которым в его время покрывалась трапеза. Вполне естественно, что Евхаристия всегда совершалась на покрытом столе. В то время, когда еще не сложилось определенное впоследствии убранство престола, прежде всех одежд престола, должно думать, появился именно верхний его покров. Этому-то покрову и было придано значение плащаницы, что вполне и соответствовало воспоминавшимся событиям. Относительно этого σινδών’а, его вида и способа употребления за литургией мы ничего не знаем. Можно только полагать, что на этом синдоне не было никаких изображений, потому что священные изображения в то время еще не вошли в обычное употребление на священных одеждах и богослужебных принадлежностях [9]. И св. Исидор Пелусиот называет плащаницу чистой - η καθαρα σινδών.

В таком виде богослужебная плащаница сохранилась на престоле на долгое время, получив скоро лишь новое имя - ειλητόν. Этот последний термин возник, очевидно, от богослужебного употребления σινδών'а, который свертывался и развертывался [10]. Впервые ειλητόν встречаем в "Толковании на литургию" Иоанна Постника, где читаем: "Илитон распростирается на божественном престоле, по нашему мнению, в образ плащаницы, которою обвито было тело Господне Иосифом и Никодимом" [11]. В толковании патриарха Германа об илитоне говорится совершенно в том же смысле и почти в тех же выражениях: "Илитон знаменует плащаницу, которою обвито было снятое с Креста и положенное во гроб тело Христово" [12]. В обоих приведенных свидетельствах илитон есть, очевидно, лишь тот плат, на котором непосредственно совершалось Таинство Евхаристии [13]. Поэтому илитон, обыкновенно свернутый, перед началом совершения Евхаристии развертывался и постилался поверх священной трапезы. "Диаконы, - говорится в "Толковании", известном под именем Софрония, - развертывают илитон, подобно Иосифу и Никодиму, когда они намеревались погребсти Самого Господа" [14]. Таким образом, илитон есть первая форма богослужебной плащаницы, и с символическим значением плащаницы и с указанным богослужебным употреблением илитон и остался на весьма долгое время. Вообще следует заметить, что илитон - богослужебная принадлежность, весьма необычная по своей исторической устойчивости. Чуть ли не полторы тысячи лет существует илитон на престоле, и за все это долгое время он почти не изменил своего внешнего вида: он и теперь все тот же простой плат. Самая первая стадия в истории плащаницы как бы окаменела и до сих пор остается все в том же первоначальном виде. Это обстоятельство тем более замечательно, что плащаница, развившаяся позднее в других формах, впоследствии совершенно затмила свою первоначальную форму и совершенно порвала с нею всякую связь. Илитон, доселе сохранивший почти неприкосновенным свое богослужебное употребление, отчасти утратил свое символическое знаменование. Уже у Симеона Солунского значение илитона представляется несколько иначе, нежели у раннейших истолкователей литургийного чина. По Симеону Солунскому илитон знаменует тот сударь, который был на главе погребенного Христа и который упоминается в Евангелии (см.: Ин.20:7); плащаницей же илитона Симеон Солунский не называет [15].

Древние чины литургий постоянно говорят об употреблении илитона, о его развертывании перед совершением Евхаристии [16]. Сравнительно с недавнего времени в богослужебных книгах Русской Церкви об илитоне не упоминается, а говорится о развертывании антиминса, и старообрядцы-раскольники в укор Православной Церкви между прочим ставят "отложение илитона сверху престола, его же во время литургии в старопечатных Служебницех по молитве оглашенных распростирают, а в новопечатных Служебницех велено распростирать вместо илитона антиминс" [17]. Антиминс, появившийся на престоле позже илитона, а в своем настоящем виде существующий и очень недавно, неизвестно когда и почему вложен в илитон и оттеснил его на второстепенное место, так что в настоящее время многие считают илитон лишь оберткой антиминса, куда он вкладывается для большей сохранности. Тем не менее илитон не совсем еще утратил свое первоначальное значение - он распростирается вместе с антиминсом; только антиминс закрыл собою илитон, и прежнее символическое значение илитона уже нельзя прилагать к нему с таким удобством, как прежде: Тело Христово полагается уже не на илитоне непосредственно, а на антиминсе, и плащаницу изображает скорее антиминс, чем илитон, хотя антиминс по своему происхождению на такое знаменование никаких прав иметь не может.

Дальнейшая история плащаницы тесно связана со все более и более развивавшейся символикой престола и богослужебных действий. Погребение Христово все более и более подробно изображалось символически за литургией [18]. Алтарь был образом пещеры погребения, илитон, как сказано, плащаницей, престол - гробом. Но кроме илитона на престоле были в употреблении и другие пелены. Так, еще у Дионисия Ареопагита говорится о том, что "предлагается покровенный Божественный Хлеб и Чаша благословения" [19]. Максим Исповедник добавляет: "Заметь, что не только Святой Хлеб предлагался покрытым, но и Чаша, чего ныне не бывает" [20]. Эти покровы происхождения, быть может, естественного, без предшествовавшей мысли об их символическом значении, скоро получили и должны были получить символическое истолкование. Вполне понятно и заранее можно было ожидать, что покровам придано будет значение других погребальных пелен, о которых также говорят евангелисты. Действительно, такое значение и было придано всем другим покровам, употреблявшимся на престоле. Краткое указание символического знаменования покровов встречается еще у Иоанна Постника [21]; более подробное - у патриарха Германа в древнейших славянских и греческих редакциях его "Феории", где после указания символического знаменования илитона читаем: "Покров (над Чашею) есть образ убруса, лежавшего на лице Христовом и закрывавшего оное во гробе. Общий покров (το καταπέτασμα) или воздух означает и заменяет камень, которым Иосиф утвердил гроб и к которому приложена была печать стражи" [22]. В позднейшей редакции вставлено еще: "Покров над дискосом соответствует также плащанице, которою покрывали тело Господа" [23]. Здесь замечательно то, что указано уже две плащаницы. Наряду с древнейшей плащаницей - илитоном, на котором полагался Божественный Хлеб, плащаницей же называется и тот покров, которым Хлеб покрывается сверху. В дальнейшей своей стадии история плащаницы переходит в историю верхнего покрова, которым Святые Дары покрывались. Этот верхний покров в течение веков имел свою сложную историю развития.

В только что приведенных словах Германова "Толкования" плащаницей назван покров над дискосом, но такое знаменование этого именно покрова в литургической письменности не удержалось. У Симеона Солунского предложено несколько иное символическое значение покровов, употреблявшихся на престоле при совершении символического погребения Спасителя. В общем, и по Симеону Солунскому, покровы обозначают погребальные принадлежности: пелены, плащаницу и т.д. [24] Но что обозначает каждый покров в отдельности - это Симеон Солунский указывает совершенно иначе. Покров над дискосом вместе с другими покровами (то есть покровами Чаши) означает погребальные пелены [25]. В те же пелены зачислен Симеоном и илитон: именно он обозначает тот сударь, который видели апостолы вместе с погребальным саваном особь свитым (εντετυλιγμένον) на единем месте (Ин.20:7). Он бывает сложенным, почему и называется илитоном (διο και τουτο ειλημένον εστί και ειλητον λέγεται). Так как он был на главе Спасителя, то на нем вместо Спасителя, полагается Священное Евангелие [26]. Плащаницей же Симеон Солунский называет третий большой покров которым покрываются сверху потир и дискос вместе. Этот-то покров Симеон называет воздухом: означает же он плащаницу потому, что им часто окружается (περιφέρει) умерший и миром помазанный Иисус [27]. А то символическое значение, которое третьему покрову придавал патриарх Герман, у Симеона Солунского остается без предмета; у него нет покрова и вообще какой-либо престольной принадлежности, которая обозначала бы камень гроба. Таким образом, история плащаницы переходит в историю того именно покрова, который обыкновенно называется воздухом. Воздух на престоле существовал и прежде, но с другим символическим значением; теперь же он получает значение плащаницы, и мы считаем не лишним представить раннейшую историю этой формы плащаницы, то есть воздуха: без этой истории очень многое в позднейшей истории плащаницы оказалось бы непонятным.

Воздухом называется в богослужебных книгах третий - больший других – покров [28]. Слово "воздух" - αήρ - в данном случае обозначает собственно род материи, именно обозначает легкую и прозрачную материю, как замечает Рейске в комментарии к "De cerimonisis aulae Byzantinae" Константина Порфирогенита [29]. В этом смысле αήρ соответствует латинскому nebula; да в греческих богослужебных книгах вместе αήρ иногда и употребляется νεφέλη [30]. Поэтому слово αήρ долгое время не было техническим термином; в древнейших памятниках воздух иногда называется о λεγόμενος αήρ - так называемый воздух [31]. В древних литургических памятниках воздух называется также катапетасмой - το καταπέτασμα ειτουν ο αήρ [32]. Такое название может наталкивать на предположение: не связан ли воздух по своему происхождению с издревле известной катапетасмой? В подтверждение этого предположения можно привести несколько других соображений, допускающих возможность положительного ответа на поставленный вопрос.

В древнее время алтарь был совершенно открыт, так как иконостаса не было. Но в литургии при совершении на престоле Таинства Евхаристии есть много таинственных действий, которые не должны быть видимы лицами несвященными. Настояла нужда так или иначе закрывать престол. Можно думать, что к этому особенно побуждали disciplina arcana и существовавший институт оглашенных и кающихся. Для закрытия престола с древних времен появились завесы, которые пришивались между столбиками кивория (надпрестольной сени) [33]. Наряду с такими завесами был и иной способ завешивания алтаря одной завесой по линии нынешнего иконостаса. Так патриарх Герман говорит о затворении врат, развитии завесы (εξάπλωσις του καταπετάσματος) и поднятии завесы (το καταπέτασμα υψων) [34]. Однако более распространенным был первый способ завешивания; завешивался один только престол, и завесы были между столбами кивория [35]. Симеон Солунский говорит только о завесах кивория [36]. От таких-то завес кивория не произошел ли и воздух? Завеса кивория не была ли положена на престол? Никаких точных и убедительных исторических свидетельств за или против привести нельзя, и поневоле приходится говорить не положительно, а лишь предположительно. По крайней мере, некоторые данные указывают на какую-то связь между воздухом и катапетасмой, и ничто не препятствует представлять эту связь в виде происхождения первого от второй. Могли быть храмы, где над престолом не было кивория, и возможно, что завесу, которую повесить было негде, положили. Очень нередко колонны кивория, уменьшаясь до тоненьких столбиков, ставились на углы престола, так что сень была не над престолом, а на самом престоле. Е.Е. Голубинский свидетельствует, что такой способ устроения кивория, которого в России ему видеть не приходилось, у греков не только употребителен наряду с другим, но и преобладает над ним [37]. Патриарх Фотий говорит о "новой церкви" Василия Македонянина в своей "Похвале", что в ней киворий помещен был на самом престоле. А столбы кивория здесь названы στυλίσκοι [38]. Если киворий был на самом престоле, то завесы на его столбах были, нужно думать, мало удобны. Это обстоятельство также могло дать повод накрыть завесой сами Святые Дары. На связь между катапетасмой и воздухом не указывает ли то обстоятельство, что, по толкованию патриарха Германа, они символизируют одно и то же. "Затворение врат, - говорит Герман, - и спущение сверху их завесы, как это обыкновенно делается в монастырях (ως οι εν τοις μοναστηρίοις ειώθασι), также покрытие Божественных Даров так называемым воздухом (η δια του λεγομένου αέρος των θείων επικάλυψις) знаменует, думаю, ту ночь, в которую совершилось предательство от ученика... Когда снимается воздух, отдергивается завеса (του καταπετάσματος συστελλομένου) и отверзаются двери, этим изображается утро" [39]. Здесь какое-то непонятное удвоение символа. Да и то древнейшее знаменование воздуха, по которому он изображает камень гроба, хотя и не приписывается катапетасме, но по ее положению под столбами кивория приличествует ей гораздо больше, нежели воздуху; катапетасма именно как бы заграждает пещеру гроба, образующуюся из престола и кивория [40].

Кроме того, можно обратить внимание на некоторые действия, сохранившиеся доныне в архиерейском Чиновнике, - именно на движение воздуха во время Символа веры над головою епископа. Это действие так описано в архиерейском Служебнике XVI века: "Приступает архиепископ с иереи и с диаконы и примутся вси руками за аер, глаголюще: верую в единого Бога. Егда же глаголет диакон: станем добре, тогда святители и поднимут аер на главы своя к устом и к очима и к лицу прикладающе" [41]. По некоторым древним Служебникам подобное действие было при совершении литургии и всяким иереем. Так в Служебнике конца XVI века говорится: "Иерей воздвиже спреди святаго (святый) воздух на главу свою, глаголет тай: верую во единаго Бога" [42]. В другом Служебнике: "Иерей воздвиг мало воздуха и преклонь главу под воздух глаголет: верую" [43]. Но в Служебнике митрополита Киприана о подклонении главы под воздух не говорится [44]. Что это за действие? Каково его происхождение? Трудно, конечно, судить решительно и отвечать положительно, но, может быть, здесь пред нами остаток того, как в древности служащий иерей иногда преклонял главу под висевшую на передних столбах кивория катапетасму, особенно если киворий стоял на углах самого престола. Тогда иерей должен был преклонять главу под вертикально висевшую завесу кивория, и она, конечно, колебалась. Это колебание, к которому привыкли и которое само получило символическое значение, не было ли сохранено и тогда, когда прежде вертикальная завеса была положена горизонтально? Нужно, конечно, сознаться, что приведенные соображения не могут быть вполне достаточными для основательного подтверждения высказанного предположения, тем более что завеса и воздух существовали вместе и воздух был известен, как мы уже видели, очень рано. Его мы встречали у Иоанна Постника и в 10 правиле Двукратного Собора [45]. Из "Обрядника византийского двора" известно, что император обычно (κατα το ειωθός) возлагал на престол вместе с другими дарами по два белых воздуха [46]. Относительно этих воздухов нельзя, впрочем, с достоверностью сказать, что именно они представляют. В приведенном месте "Обрядника" они названы белыми воздухами (λευκοι αέρες), но в другом месте того же "Обрядника" при совершенно аналогичном случае полагаемые императором, вместе с теми же самыми дарами, покровы названы ειλητά [47]. В том и другом случае говорится, что принесенные покровы распростираются на престоле (απλουσι επάνω, εφαπλοι). Во втором случае ясно, что приносимые дискосы и потиры возлагались поверх указанных покровов (илитонов). Поэтому можно думать, что в "Обряднике" разумеются покровы, не совсем тождественные с нашими воздухами; они могут соответствовать илитону, то есть тому плату, который издревле полагался под Святыми Дарами. Если же допустить, что упоминаемые в "Обряднике" аеры употреблялись и для покрытия Святых Даров, то, можно думать, эти покровы (то есть воздухи) еще не имели никаких изображений, а были лишь кусками белого полотна с какими-нибудь украшениями, может быть, драгоценными, как и подобает дару императорскому.

Итак, воздух, имевший свою раннейшую историю и происшедший, вероятно, из катапетасмы [48], получил, по свидетельству Симеона Солунского, знаменование плащаницы, и история воздуха входит, таким образом, в историю плащаницы. С этого времени воздух-плащаница начинает быстро развиваться в своем внешнем виде соответственно с богослужебным употреблением, и с этого времени начинается археология и иконография плащаницы [49].

Есть много воздухов, древность которых восходит почти до времен Симеона Солунского и которые до сих пор наглядно представляют нам, что также был древний воздух-плащаница.

Прежде всего мы отметим воздухи, которые по изображенным на них сюжетам относятся к самому Таинству Евхаристии. На таких воздухах изображалось прежде всего причащение Христом апостолов. Этот сюжет, очевидно, совершенно не подходит к указанному символическому знаменованию воздуха (то есть плащаницы), а потому воздухи с подобными изображениями и встречаются сравнительно редко. В Московском историческом музее хранится воздух начала XV века (1423), так называемый Суздальский [50], и в Рязанской Крестовой церкви хранится воздух также XV века (1486) [51]. Эти два воздуха по внешнему виду почти совершенно одинаковы [52]. Размеры Суздальского воздуха 2x3 аршина [53], рязанского - 1,5x2,5. В изображении Тайной Вечери Иисус Христос представлен два раза, да и сам престол, около которого Он стоит, тоже разделен надвое. Христос, стоящий около одного престола, раздает шести апостолам Святой Хлеб, а Христос, стоящий около другого престола, другим шести апостолам преподает Вино из Чаши. Над каждым изображением соответствующая надпись: "Примите и ядите, се есть тело Мое за вы ломимое ... пиите от нея вси, се есть кровь Моя новаго завета" [54]. Относительно рязанского воздуха мнения писавших и вообще упоминавших о нем расходятся. Одни полагают, что это был именно воздух [55]. Другие, принимая во внимание его величину, находят, что такой воздух был бы неудобен, а потому воздух считают кто иконой, помещавшейся в алтаре или против престола, или против жертвенника [56], а кто - напрестольным покровом [57]. Впоследствии мы увидим что подобные размеры воздуха вовсе не представляют чего-то необыкновенного, и можно положительно утверждать, что воздух иконой не был.

С подобным же сюжетом два воздуха указывает проф. Н.П. Кондаков: один воздух Пантелеимоновского монастыря на Афоне, другой - Сучавицкого монастыря в Буковине. Афонский воздух представляет Иисуса Христа, дающего Святой Хлеб апостолу Петру. В другой руке Христос держит свиток. Вокруг надпись: "Даст Иисус Своим учеником и апостолом рек: приимите, ядите сее тело Мое еже за вы ломимое в оставление грехом, такожде и чаша по вечери глаголя" [58].

Изображения, имеющие отношение к Таинству Евхаристии, чаще встречаются на меньших покровах. На покрове дискоса изображали Младенца Иисуса или в яслях, или на дискосе. На покрове Святой Чаши обыкновенно помещалось изображение Знамения Пресвятой Богородицы, что символически изображало воплощение Христово [59].

Более употребительным было на воздухах изображение снятия Господа Иисуса Христа с Креста и положение во гроб, то есть то изображение, которое нас и должно наиболее интересовать [60]. Это изображение именно и соответствует символическому знаменованию воздуха, которое приписывается ему в литургической письменности со времен Симеона Солунского. Это изображение соответствует и тем моментам литургии, когда употребляется воздух. После Херувимской песни, по толкованию еще Германа, святая трапеза знаменует погребение Христово, когда Иосиф, сняв тело Христово с Креста, обвил Его плащаницею чистою и, помазав ароматами и миром, подъял с Никодимом и положил в новом, иссеченном из камня, гробе [61]. Изображение лежащего Христа, как можно думать, иногда находилось на престоле и помимо воздуха. Об этом свидетельствуют древние изображения престолов, как например, на артосной панагии в Ксиропотаме (XII век) [62]. В архиерейском Служебнике 1665 года читаем о том, как при освящении храма архиерей "над мощами святых мученик, оутвердив, и местце загладив, прилепляет нань положение во гробе, на папери написанный" [63]. Вполне естественно и не нуждается ни в каком особенном объяснении, что положение во гроб начали изображать на воздухе, лишь только он получил значение плащаницы. Уже Симеон Солунский говорит о επιπλον'ε, ο γυμνον εχει και νεκρον εικονισμένον τον Ίησουν [64]. Воздухов с таким именно изображением сохранилось весьма много; само же изображение на них весьма разнообразно, что в большей мере зависело, конечно, и от художественного вкуса и способностей мастеров или мастериц, эти воздухи приготовлявших. Большинство воздухов представляют момент после снятия тела Христова с Креста. На многих воздухах находится поэтому и Крест; тело Христово лежит около Креста как бы на одре. Крест имеется на древнейшем подобном изображении (XV в.), найденном на Афоне Дидроном [65]. Но с течением времени Крест все более и более сходит с рисунка. Из 15 воздухов, рассмотренных А.И. Одобеско в его исследовании о тихвинском воздухе, лишь четыре имеют Кресты [66]. На рисунках представляется сцена, буквально не соответствующая евангельскому повествованию. Изображается надгробный плач об умершем Христе, что нередко и обозначается особой надписью: о επιτάφιος θρεινος или θρηνος. Сама же сцена эта изображается тоже весьма и весьма различно. Иногда она сокращается всего до трех-четырех фигур, как, например, на горицкой плащанице, снимок с которой приложен к исследованию Одобеско, где видим лишь Крест, Спасителя на одре и двух Ангелов. С другой стороны, сцена увеличивалась присутствием нескольких Ангелов с рипидами и сосудами, Херувимов, распростирающих или несущих одну или несколько погребальных пелен, шестокрылых Серафимов и т.д. [67] На некоторых плащаницах внизу изображалось поклонение Ангелов пеленам, приготовленным для погребения тела Христова [68]. Изредка наверху картины помещались солнце и луна [69].

Кроме описанной сцены положения во гроб, на древних воздухах и позднейших плащаницах находится много других изображений: бывают обыкновенно и надписи. Надпись "Во гробе плотски", очевидно, имеет самое непосредственное отношение к изображаемому событию [70]. То же можно сказать о редкой надписи с величанием [71] и наиболее частой из всех: "Благообразный Иосиф". Необходимо, однако, заметить, что надпись "Благообразный Иосиф" могла произойти и в зависимости от литургического употребления воздуха-плащаницы, так как когда Святые Дары покрываются воздухом, то произносится именно этот тропарь.

В нарочитом объяснении нуждаются изображения Архангелов вне или без сцены положения во гроб (как на современных воздухах), святых и надпись "Да молчит всякая плоть", причем надпись эта на древних воздухах читается, конечно, несогласно с нынешним ее чтением в богослужебных книгах [72]. Объяснения этим иконографическим подробностям следует искать только в богослужебном употреблении воздуха, в частности - в употреблении его при великом входе и вообще в символике этого входа.

Великий вход, по церковному толкованию, знаменует собой торжественное шествие Иисуса Христа на страдания, служит знамением вхождения всех святых и праведных, совходящих Святому Святых, в предшествии невидимо предтекущих херувимских сил, ангельских воинств, бестелесных сонмов и бесплотных чинов, которые вопиют и дориносят великого Царя Христа, шествующего на таинственное жертвоприношение [73]. По Симеону Солунскому, великий вход знаменует Второе славное Пришествие Христа с Небес. Поэтому великий вход издревле совершался с большой торжественностью [74]. Конечно, торжественное совершение великого входа возможно было лишь в храмах соборных, где было много клира, и описание этого входа поэтому встречается в сравнительно немногих памятниках [75]. Торжественно совершался великий вход в Константинопольской Святой Софии [76]: "Дары Господня понесут много попов и дияконов, - писал Антоний Новгородец, - бывает же тогда плач и умиление и смирение велико от всего народа не токмо дне (на полу) во Святой Софии, но и на полатах. Каки ли изрядныя дароносивыя златыя сосуды, каменьем и жемчугом украшены, и серебряные! И как понесут светозарный Иеросалим и рипиди, и тогда воздыхание и плач бывает людей о гресех! Кий ум и какова душа не помянет тогда о Царствии Небеснем и о жизни бесконечной!" [77] Кроме жезлов, мечей, рипид, иерусалимов и сионов [78] - что особенно важно для нас - носили воздухи, которые иногда называются плащаницами. В древнем иерусалимском чине литургии мира так описан великий вход: "Сначала выходят депотаты, потом певцы, далее 12 иподиаконов, неся 12 подсвечников со свечами, после них 12 диаконов, имея в руках 12 кадильниц, потом еще 12 диаконов, держа золотые скиптры, и снова другие 12 диаконов с 12 золотыми и серебряными рипидами, далее патриарх, поддерживаемый под руки с той и другой стороны двумя епископами, четыре пресвитера, несущие святой сосуд с миром, покрытый светло-золотою карамавгою, края которой возвышают четырьмя рипидами четыре диакона, и таким образом приносится во святой алтарь" [79]. Симеон Солунский, описывая торжественный вход, говорит, что за Святыми Дарами идут несущие на главе священный покров, на котором изображен мертвый нагой Иисус [80]. О ношении воздухов есть упоминание и в русских соборных Чиновниках [81]. В архиерейском Служебнике 1665 года великий вход на литургии Василия Великого описывается так: сперва идут свещеносцы, потом диаконы со скиптры, далее иереи носяще митру святительскую и омофор. "Таже, будет ли довольно священников, идут по два с крестами". Диаконы с кадильницами, архидиакон со святым дискосом и два иподиакона по сторонам его с рипидами, старейший священник со святым потиром и также два иподиакона по сторонам с рипидами, чтири иерее носяще плащеницу и, наконец, иподиакон с умывальницей [82]. В том же Служебнике о выходе на литургии Златоуста: "И потом старей священник несет (в) потир(е) кровь Владычню, и прочие священницы идут с потиры и с кресты и инии под воздухом" [83]. Такие литургийные выходы послужили реальной основой для символического иконографического изображения Божественной литургии или "великой литургии", которое иногда встречается в куполах древних храмов. О подобных мозаичных и фресковых росписях в афонских храмах - Хиландарском, лавры Святого Афанасия, придела во имя Святителя Николая Чудотворца там же, Кутлумушском (1540), Иверском (1600), Иверской часовни Божией Матери Вратарницы - говорит проф. Н.И. Кондаков, описывая "памятники христианского искусства на Афоне" [84]. В алтаре Ильинской ярославской церкви великий вход представлен так: дискос несет Ангел, за священником с потиром идут еще два священника, из которых один несет копие и лжицу, другой - плат с изображением Нерукотворенного Образа, означающий, вероятно, воздух, за ними три священника несут еще большой плат в виде плащаницы [85]. На артосной панагии XII в. Ксиропотама также представлен великий вход, причем два Архангела несут на плечах воздухи в виде платов, а потом Ангел в диаконском стихаре с орарем несет большой воздух, который покрывает его сзади [86]. Размером этот воздух не менее плащаниц нашего времени. Проф. Н.И. Петров при описании коллекции древних восточных икон из собрания епископа Порфирия (Успенского) говорит о древней иконе, изображающей Божественную литургию, с надписью наверху: η θεια λειτουργία, где Ангелы и Архангелы в священных одеждах, со свечами и рипидами сопровождают плащаницу с изображением Умершего Спасителя, под которой подпись: υμνος επιτάφιος αμνου λόγου [87].

Остаток или отголосок этого древнего обычая носить на великом входе воздухи-плащаницы можно видеть в том, что и теперь при каждой литургии диакон несет воздух на левом плече [88], а при посвящении диакона в пресвитера во время великого входа новохиротонисаемый несет на голове большой воздух, который он держит обеими руками за передние концы, имея в правой руке и конец ораря [89]. Положение воздуха совершенно то же, что и в изображении великого входа на Ксиропотамской артосной панагии, только воздух там гораздо больше современного.

Такова история литургийного употребления плащаницы. Вместе с указанным символическим значением самого великого входа, это употребление воздухов и плащаниц на литургии вполне объясняет имеющиеся на древнейших из них изображения Архангелов и надписей: "Да умолчит всяка плоть земная". Ведь в самом этом литургийном гимне говорится, что идущего на страдания Христа "предваряют лици ангельстии с всеми Началы и Власти, многоочитые Херувимы и шестокрылатые Серафимы". Изображения Херувимов появились и на других принадлежностях великого входа, например на рипидах, которые иногда и назывались χερουβικά [90].

Та же история богослужебного употребления плащаницы может объяснить помещение на воздухах и плащаницах поясных изображений святых [91]. Как мы уже упоминали, великому входу было придано символическое значение Второго Пришествия. Но о Втором Пришествии в Евангелии говорится, что оно будет с силою и славою многою (Мф.24:30; см. также: Лк.21:27; Мк.13:26) и что с Сыном Человеческим придут все святые Ангелы (Мф.25:31). Апостол Павел говорит, что и живущие вместе с умершими восхищени будут на облацех в сретение Господне на воздусе (1Сол.4:16-17). Сюда же можно отнести и слова Христа ученикам: Когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых (Мф.19:28). По патриарху Герману, великий вход служит именно знамением вхождения всех святых и праведных, совходящих Святому Святых [92]. Такое толкование великого входа, идущее из глубокой древности, отразилось и в некоторых подробностях его совершения. На Востоке носили во время великого входа мощи святых, причем по пути возлагали их на болящих [93]. В русских богослужебных книгах и в исторических памятниках ношение мощей не встречается, но не стоит ли с этим древним обычаем в связи тот факт, что при канонизации святого и в некоторых других случаях его мощи носятся во время великого входа и поставляются пред престолом? Кроме того, в русских соборных Чиновниках постоянно говорится о ношении на "переносе" плащаниц с мощей святых, на которых обыкновенно изображены были и сами святые. В Чиновнике Новгородского Софийского собора встречаем такие замечания: "Несут на переносе плащаницу, образ Иоанна, архиепископа, сенние попы" [94], "а на большом переносе образ на плащанице чудотворца Антония носят священницы" [95], "плащаницу чудотворца Варлаама на переносе" [96], "на переносе несут плащаницу чудотворца Никиты" [97]. В Чиновниках Московского Успенского собора подобные же замечания: "На литургии во время переносу носят плащаницы Петрову и Ионину" [98], которые "снимают с их рак" [99]: "ино возмут два покрова с Петровы и Ионины" [100].

Та самая символика великого входа, которая служила основанием для только что описанных особенностей при его совершении, нужно думать, и была причиной появления изображения святых на воздухах и плащаницах, тем более что изображения и по краям икон были в обычае у наших предков (так называемые иконы с чудесами).

В связи с литургийным употреблением воздуха, нужно думать, стоит появление на сторонах воздухов и плащаниц изображений авторов литургий - Иоанна Златоуста и Василия Великого, как это видим на загряжском воздухе [101]. Авторы литургий вообще не забываются при совершении литургии; они поминаются, например, на отпустах. Если вообще на воздухах и плащаницах появились изображения святых, то естественно было появиться и изображениям Иоанна Златоуста и Василия Великого. Впрочем, плащаницы с изображением этих святителей - редкость.

Труднее объяснить появление на воздухах одной из наиболее часто встречающейся их иконографической особенности: на большей части известных художественно расшитых воздухов по четырем углам средней картины изображены евангелисты с соответствующими каждому из них иконографическими символами. Иногда встречаются и одни только символические изображения без самих евангелистов. Евангелисты располагаются без соблюдения какого-либо определенного порядка; иногда они представлены во весь рост, чаще - по пояс. Над евангелистами надписываются их имена - полностью или монограммы. Если вместо лиц изображены символы, то около них помещаются греческие слова в таком, например, виде: под орлом евангелиста Иоанна пишется - αδοντα, под тельцом Луки - βοωντα, под львом Марка - κεκραγόντα и под человеком Матфея - κελέγοντα (και λέγοντα) [102].

Объяснение и этой иконографической особенности плащаницы следует искать также в том, что плащаница в форме воздуха полагалась на престоле. С древнейших времен было в обычае украшать поверхность престола. Наиболее древняя форма украшений - крест посередине, так называемый гамматический, и треугольники, или гаммы, по углам [103]. Нередко эти изображения встречаются на передней стороне престола или вместе с такими же изображениями на верхней доске, или без них [104]. Следующая ступень в развитии угловых украшений престола состоит в том, что на углы налагались особые куски полотна с какими-либо изображениями. О таких украшениях престола упоминает византийский "Обрядник", когда говорит, что император целует το τάβλον της αγίας ενδυτης [105]. Можно думать, что τάβλια были уже не на престоле, а на одеждах его - τάβλια της ενδυτης. Сам термин τάβλια, по объяснению Дюканжа, означает - tabulae, quibus vestes ornari solebant [106]. Кроме того, в другом месте "Обрядника" говорится, что царь ασπάζεται τα αγια σπάργανα – пелены [107]. Рейске в этих τάβλια видит те же гаммы и гамматические кресты [108]. Подробно о четырех платах на углах престола говорит Симеон Солунский - περι των τεσσάρων των εν τη θεία τραπέζη. Сначала, пишет Симеон, по четырем углам святой трапезы полагаются четыре плата (τα τέσσαρα υφάσματα) с именами евангелистов по одному на каждом, потому что трапеза образует всю Церковь, от концов земли собравшуюся к Господу, на Нем основанную евангельскою проповедью и словом благодати, как бы льном, чисто собираемым из травы и очищаемым посредством обделывания, связанную с Ним, также как бы льняными сетями - рыбарями уловленную Ему; почему эти четыре плата и устрояются из льна [109]. Эти платы устраивались по образу божественных евангелистов (κατα τύπον των θειων ευαγγελιστων) [110] и назывались евангелистами (ευαγγελισται λεγόμενοι) [111]. Симеон Солунский, как видно, говорит лишь об именах евангелистов (τα ονόματα των ευαγγελιστων εκαστον εν εκοντα) на платах (υφάσματα), но не говорит об изображениях самих евангелистов. Но, конечно, если на платах были уже имена евангелистов, то легко могли появиться и сами изображения евангелистов тоже на углах престола под одеждами, о чем мы и имеем ясное свидетельство в архиерейском Служебнике 1665 года, где в чине освящения храма говорится: "Взем святитель евангелисты 4 малеваных на паперу, или на платне, прилепляет по чину на 4 углех святыя трапезы" [112].

Вот эти-то евангелисты, следует думать, и перешли постепенно с престола на покровы, находившиеся на престоле. Происходил процесс постепенного поднятия изображений евангелистов из-под одежд, где они были излишни, потому что не видны, на престольные пелены. Изображения евангелистов появились на антиминсах, когда антиминсы начали печатать. На некоторых антиминсах есть и символические изображения евангелистов [113], и евангелисты со своими символами вместе [114]. Аналогичное явление мы имеем в появлении изображений евангелистов и на воздухах.

Все изображения, о которых мы говорили, получены были, таким образом, благодаря тому, что воздух находился на престоле и употреблялся во время великого выхода. Изображения эти сохранились на плащаницах и после того, как они впоследствии, как увидим, почти совершенно порвали связь с престолом. Иконографические особенности изредка и теперь встречающихся новых художественных плащаниц (например, в киевском Владимирском соборе и в московском Чудовом монастыре) прямо отсылают нас к изложенной раннейшей истории воздуха-плащаницы и только в этой истории находят свое объяснение.

История воздуха-плащаницы здесь может быть и кончена. С падением церковной жизни в Греции и России, когда интересы жизни церковно-богослужебной отошли на задний план, уступив свое место иным интересам, далеким от Бога и Церкви, дальнейшее развитие воздухов в художественном отношении прекратилось. Теперь уже почти нет тщательно и с любовью расшитых шелками воздухов; нашли более легкий способ приготовления воздухов из парчи, так что воздухи уже перестали быть "воздухами" (αήρ, то есть sindon tenuis et perspicua). Лишь в старинных монастырях и соборах, в ризницах да в музеях сохраняются громадные старинные воздухи-плащаницы, которые своим давно поблекшим видом безмолвно говорят о том, что давно прошли те времена, когда обряды церковные были торжественнее и богослужебные принадлежности приготовлялись с великой любовью даже в царских и княжеских теремах.

Почти в то самое время, как воздух-плащаница закончился в своем художественном развитии, история плащаницы вступила в новый период. Начался, как мы только что сказали, упадок художественного достоинства плащаницы как престольной принадлежности ежедневного богослужения, но как бы вместо этого началось развитие плащаницы в смысле, понятном в настоящее время для всех, в смысле священной принадлежности богослужения некоторых дней годового богослужебного круга. Все более и более выходил из практики обычай носить во время великого входа воздухи-плащаницы, но начали развиваться и распространяться особые обряды, в центре которых стала плащаница. Плащаница, в этом смысле получившая начало от воздуха и прежде, как мы видели, сама бывшая не чем иным, как воздухом, почти отделилась от своей прежней истории, но сохранила, хотя и не вполне, внешний вид и иконографические особенности, приобретенные в тот раннейший период своей истории.

В настоящее время плащаницей преимущественно и даже почти исключительно именуется только та богослужебная принадлежность, которую мы видим в умилительных обрядах богослужения Великого Пятка и Великой Субботы. Обряды эти развились и заняли свое место в богослужении в сравнительно позднейшее время. История этих обрядов и заполняет дальнейшие страницы богослужебного употребления плащаницы и самой плащаницы, то есть ее иконографического типа.

История и развитие обрядов Великой Субботы привлекала к себе внимание многих ученых литургистов: одни из них писали об этих обрядах подробно, другие - кратко и как бы мимоходом [115]. Мы отметим основные моменты в развитии интересующих нас богослужебных обрядов.

Проф. Е.Е. Голубинский начинает историю плащаницы с указания на то, что не позднее первой половины XI века у греков начало входить в обычай на утрени Великой Субботы по окончании великого славословия творить вход с Евангелием [116]. Действительно, к этому входу постепенно присоединялись некоторые обряды, пока не сложился обряд, существующий в наше время, но вход этот не появился вновь в XI веке, а есть остаток древнейшей формы праздничного богослужения, так называемого "песненного исследования" (ασματικη ακολουθία). "Все соборные церкви во вселенной, - говорит Симеон Солунский, - первоначально совершали сие последование песненно" [117]. Историю же "песненного последования" можно возводить до очень древних времен [118], даже до времен Сильвии Аквитанской и ее "Путешествия ко святым местам" [119], а в этом-то последовании в праздники и полагался вход на утрени после или во время великого славословия, как свидетельствует о том Симеон Солунский [120]. "Песненное последование" вышло из общецерковного употребления, но оно оставило после себя след в некоторых частностях богослужения. Остаток "песненного последования" представляет и вход с Евангелием после великого славословия на утрени в Великую Субботу [121], о котором говорят древнейшие греческие и славянские богослужебные уставы. Вход этот обставлялся торжественно [122]. В истории плащаницы этот вход получает свое значение с того времени, когда вместе с Евангелием стали носить воздухи. Самое древнее свидетельство о ношении воздуха указывает Е.Е. Голубинский. От патриарха Константинопольского Афанасия I, занимавшего кафедру два раза, в продолжение 1289-1293 и 1303-1311 годов, сохранилось два воззвания к народу и три послания к императору с приглашением присутствовать εν τω ενταφιασμω του Σωτήρος, на погребении Спасителя [123]. Под этим погребением, по мнению Е.Е. Голубинского, должно разуметь именно церемонию [принесения] в алтарь воздуха с изображением положения Спасителя во гроб [124]. Но с большим, кажется, правом в этих посланиях патриарха можно усматривать свидетельство лишь о том, что в богослужении Великой Константинопольской церкви каким-то образом вообще вспоминалось погребение Спасителя. Но можно указать и еще более древнее свидетельство подобного рода. Наш русский проповедник XII века, святитель Кирилл, епископ Туровский, в своей "Похвале Иосифу Аримафейскому" (Слово в Неделю третью по Пасхе) между прочим говорит: "Святителя ли тя и архирея прозову: тем бо образ своея службы предал еси, обходя, кадя и кланяяся с молитвою пречистому телу Христову, глаголя: "Воскресни, Господи, помози нам, и избави нас, имени Твоего ради"" [125]. Свидетельство это, как очевидно, весьма неопределенное. Мы можем только предположить, что уже в то время архиереи совершали некоторую службу по образу служения Иосифа Аримафейского: был обряд, который наглядно изображал погребение Спасителя. В чем этот обряд состоял - неизвестно. Во всяком случае, выноса воздуха или плащаницы не было, потому что почти все богослужебные книги XII-XIV веков хранят об этом полное молчание [126]. Можно думать, что если и не сама форма обряда, то, по крайней мере, мысль о совершении подобного обряда имеет происхождение иерусалимское. Богослужение Страстной седмицы в Иерусалиме с древнего времени отличалось наглядным представлением и воспоминанием страданий Спасителя. В древних богослужебных иерусалимских чинах положено много различных литий, которые должны были совершаться на разных местах священного города. Такое богослужение возможно было только в Иерусалиме, на самом месте страданий Христовых, но оно производило громадное впечатление на паломников (например, Сильвию Аквитанскую), и естественно возникало стремление и в других соборных храмах хоть сколько-нибудь уподобить богослужение богослужению иерусалимскому [127]. Многое, конечно, воспроизведено быть не могло, но кое-что имело отголоски в богослужении, например, в Великой Константинопольской церкви. Между прочим, уже в весьма древних святогробских уставах богослужение Великой Субботы так или иначе связывается с Гробом Господним. О бдении накануне Великой Субботы святогробский Типикон 1122 года замечает: ερχονται οι μοναχοι Σπουδαιοι [128] και αρξονται οπίσω του ζωοποιου και παναγίου Τάφου ανευ φωνης, αλλ' εν πραότητι και φόβω πολλω [129]. Параллель есть в Типиконе Великой церкви: γίνεται και παννυχις εν τω νάρθηκι της μεγάλης εκκλησίας παρα των εβδομαρευόντων, και ψάλλεται ο κανων του μεγάλου σαββάτου Κυμάτι θαλάσσης [130]. С XIV века встречаем в богослужебных книгах замечание о том, что на входе во время великого славословия носили воздухи. По уставу афонского Ватопедского монастыря 1346 года, Евангелие носилось не обычно, но на плече, завернутое в воздух (ενειλημένον μετα του αέρος) [131]. Славянский Требник начала XVI века знакомит нас с тем, что было в Святой Софии Константинопольской. В интересующей нас части Требник этот (рукопись из Синодальной библиотеки за №377-310), несомненно, перевод с греческого [132], и в нем есть глава 88: "Како поет нагробное в цариградской соборной церкви, и по всем митрополиям".

Непорочны - читаем мы здесь, с припевами не поются прежде канона, но ради народа поются после светильна и после девятой песни. Святитель всходит "на всходницу", облачается во всю святительскую одежду и сидит там. "Епископы и архимандриты и попове и диаконы каждый во все свои одежды облачается; и идет подьяк и архидиакон, и поймут епископов, и идут епископы по два по два "ко святителевой всходнице", творят поклон святителю и стоят каждый на своем месте по обе стороны святителевой всходнице: архимандриты, священницы и диаконы стоят по обе стороны святителя, держа в руках свечи. Святитель исходит, приемлет кадило, пред ним идет иподиакон с светильником с свечой горящей, а другой несет посох".

Крылошане и диаконы идут сзади. Святитель кадит "святую икону Господа нашего Иисуса Христа, поставлену на налои среде церкви. Затем поются непорочны: на каждой их статье каждение". Во время хвалитных стихир священники и диаконы идут в алтарь. Святитель сидит на своем месте: епископы стоят пред исходницею. Священники и диаконы творят вход великий. Диакон с Евангелием; иные с кадильницей. Священники - каждый со свечой. Святитель сходит с всходницы. Епископы идут и становятся поряду налево святителя. "И поют славословие велико. На конец же славословия поднимают плащеницу над святителем и держащим плащеницу и около стоящим, позаду святителя и свеща имуще, и дьяконы такожде. Архидьякон же на преде святителя с Евангелием. Святитель же сам держит Евангелие пред собою малое, и начинает пети сам: Святый Боже, трижды". Потом поют священники "Святый Боже" трижды. Святитель немного выступает на середину храма, епископы и священники с ним, держа над святителем плащаницу. Остановившись, святитель начинает петь и поет трижды "Святый Боже". Священники также поют "Святый Боже" трижды. Святитель подходит близко к царским дверям; опять поет "Святый Боже" трижды, также и священники. Затем святитель, епископы, священники и диаконы входят в алтарь, полагают Святое Евангелие на трапезе и покрывают плащаницею. И поют тропарь: "Благообразный Иосиф" [133]. Здесь мы видим уже довольно развитый обряд, в котором занимает видное место плащаница. К сожалению, рукопись не позволяет сказать, откуда взялась среди храма плащаница и Евангелие в руках святителя, была ли плащаница среди храма раньше или она вынесена из алтаря уже во время входа. Но, думается, едва ли она была среди храма раньше. В рукописи говорится, что среди храма находилась икона и кадили икону; о плащанице же ни малейшего упоминания, что совершенно непонятно, если бы она была около иконы [134]. Но ясно одно, что в Софии Константинопольской в начале XVI века уже был установлен чин "надгробного пения" и выноса после великого славословия вместе с Евангелием плащаницы. Само собою понятно, что при том громадном влиянии, которое имела София Константинопольская на богослужение Русской Церкви, обряды с плащаницей скоро появились и у нас на Руси. Действительно, славянские богослужебные книги дают нам возможность проследить - по крайней мере, отчасти - как развивался обряд Великой Субботы начиная с XVI века. Развитие его в разных местах было различно как по времени, так и по подробностям. Отсюда можно видеть, что определенного и общеобязательного устава не было. Русская церковная практика заимствовала из Константинополя лишь только мысль о совершении обряда, по внешней же форме обряд этот на Руси развивался более или менее самостоятельно.

Обряд Великой Субботы развивался в соборах и монастырях [135]. Тот же Требник начала XVI века (ркп. Синод. б-ки №377-380) говорит нам и о том, что было в то время на Руси. "По обычаю монастырскому сице поются непорочни, в нихже тропари надгробному пению. Поставлене бывши иконе на налои сред церкви, снятие с Креста Господня телесе, и положение в гробе. Илико же суть священников, вси в священническия облекутся одежда и всем свеща даются, такожде и братиям всем. И кадит икону игумен или первосвященник" [136]. Когда же поются тропари "Благословен еси, Господи", "идут братия, по два по два, и поклоняются святей иконе, целуют ю" [137]. Таким образом, в начале XVI века в русских монастырях совершалось среди храма пред иконой "надгробное пение". Но наш Требник ничего не говорит ни о каких особых обрядах, которыми сопровождался бы вход с Евангелием во время великого славословия. Наоборот, изложенный чин заканчивается таким замечанием: "Заутреня вся якоже достоит". Нужно также заметить, что непосредственно за этим в рукописи следует изложенный выше цареградский "надгробный чин", который как бы противополагается ("Потребно есть ведати...") русской монастырской практике.

Но уже из многих рукописей того же XVI века мы узнаем о том, что вместе с Евангелием во время утреннего входа носили один или несколько воздухов. В рукописи Волоколамской библиотеки (ныне в Московской духовной академии) за №338 вход описан так: "А на выход собором наперед идут два пономаря со двема подсвешникома, а по них диякон большой с кадилом, потом игумен с Евангелием, над ним несут воздух священницы и прочие священницы со инеми воздухи, а диякон обращаяся кадит игумена и несут Евангелие положат на престоле" [138]. "А на прилуке как воздух понесут, пономари свещи несут пред воздухом, дияконы два большие кадят беспрестани окрест воздуха, а идут с воздухом и с Евангелием около леваго столпа, и полагают воздух на престоле в олтаре и на всей Святой Недели тем воздухом покрывают престол и Евангелие и снимают в субботу на Святой Недели после обедни" [139]. Более подробное описание входа видим в [древнем] уставе (ркп. Синодальной б-ки №391(335), л.207): "Игумен и священницы поидут во олтарь и облачаются во вся священническая одежды в постныя. И емлют воздух и как пропоют конец славословье и преж два пономаря поидут на выход из олтаря со двемя священники, таже диякон с кадилом и прочии же диякони идут со свещами и большей диякон обращаяся трижды и покадит воздух, а крылошане идут на пред пономаре и поют надгробное Трисвятое, и потом идет игумен под воздухом со Евангелием и вси священницы идут, а воздух несут на главах и как пропоет последнее Трисвятое и поидут игумен с собором и с воздухом во олтарь положат" [140]. По Обиходнику Иосифова монастыря, "священницы все идут под воздухом" [141], но по уставу того же монастыря 1553 года они "исходят со Евангелием и со воздухы на главах своих носят" [142]. По уставу Сийского монастыря за воздухом игумен и священники ходили "в большую церковь" [143]. Но о церквах, имеющих одного священника и диакона, вот что читаем в сводном уставе Троицкого Сергеева и Кириллова Белозерского монастырей начала XVII века: "Бывает выход сице, после славословия и по Трисвятом, священник и диакон облачатся в ризы белыя обычныя, и бывает выход с Евангелием в трапезу, священник несет Евангелие, диакон пред ним с кадилом, пономарь со свещею, и пришед положит Евангелие на налои в трапезе, диякон покадит Евангелие, крестообразно глаголет премудрость" [144]. Здесь нет упоминания о воздухе. Но что представляли из себя те воздухи, которые, как видно из приведенных выше описаний входа, носились над головой игумена, а иногда и над головой каждого участвовавшего в шествии священника? Нужно думать, что это были те же самые воздухи, которые употреблялись обычно за литургией, которыми покрывались Святые Дары и которые носили во время "великого переносу". Носить воздухи в Великую Субботу могли уже потому, что на них обычно, как мы видели, в то время и даже раньше и независимо от службы в Великую Субботу, изображалось положение тела Господня во гроб или снятие его с Креста. Но в то же время, можно полагать, обычаем носить воздухи воспользовались вообще для придания входу в Великую Субботу большей торжественности.

Дальнейшей ступенью в развитии обряда следует признать возникновение обычая целовать воздух. Прежде ставился для целования только образ, икона с изображением снятия с Креста Господня телесе и положения во гроб, как мы видели в Требнике начала XVI века [145] (ркп. Синод. б-ки №377(310)). Но теперь в обычай стало входить, чтобы священнослужители целовали воздух, только что положенный на престоле. Братия же целовала по-прежнему икону. В Кирилловском уставе читаем: "Игумен чтет Евангелие, а диакони держат, занеже воздух на престоле, по Евангелии ектения, и прочее и отпуст, игумен с священники и с дияконы целуют воздух на престоле, а братия целуют праздник на налои, а на целовании поют стих: "Приидите, ублажим"". Но это была особенность богослужения именно Кириллова монастыря: "Кроме же Кириллова монастыря в прочих монастырех игумен с священницы на целование праздника изо олтаря выходят в ризах" [146]. В Троицком уставе о целовании воздуха на престоле не говорится, а сказано вообще: "На первом часу, праздник ставят на целование, и поют стих "Приидите, ублажим", или "Тебе, Одеющагося"" [147]. На полях рукописи Волоколамской библиотеки (№338. Л.248 об.) есть приписка, по которой целовать "плащеницу" в алтаре предоставляется только "архиморету", братии же "образ ставят на целование на первом чесу". Вместе с тем сам вход обставлялся все более и более торжественно, особенно в Троицком монастыре, где в выходе участвовали в начале XVII века два пономаря с подсвечниками, да два диякона со свещами, да два диякона с репиды, да диакон с шапкою, два диякона с кадилы [148].

Но в уставе, писанном в 1553 году для Иосифо-Волоколамского монастыря, можно заметить и еще дальнейший шаг в развитии обряда богослужения Великой Субботы. В этом уставе читаем: "И абие братия целуют Святое Евангелие и воздух, на немже образ положение во гроб Господа нашего Иисуса Христа, також целуют, и полагают Святое Евангелие во олтари на святой трапезе, с нимже и воздух полагается на святой трапезе, даже и до Фомины Недели" [149]. Очевидно, воздух, немедленно после целования его братией (вместо иконы), уносился в алтарь.

В конце XVI и начале XVII века в литургических памятниках обряд представляется в несколько ином виде. В это время появляется термин "плащаница". В Обиходнике Троицкого монастыря, хотя обряд выноса Евангелия и воздухов ничем существенным не отличается, но вместо воздуха говорится о плащанице: "Архимандрит возмет Евангелие, а попы понесут над архимандритом плащаницу, потом иныя плащаницу(ы)" [150]. В Волоколамской рукописи (№338. Л.248 об.) говорится, как мы видели, о выносе в трапезу воздуха, но на полях рукописи есть позднейшая приписка, где упоминается уже плащаница, а не воздух. Но и при более сложной обрядности термины "воздух" и "плащаница" долго не различались, как это видно из Чиновников Успенского собора, где говорится то о плащанице, то о воздухе. "Патриарх идет под большею плащаницею" - на поле выноска: "Под воздухом со Евангелием" [151]. Этот факт убедительно говорит нам о том, что раньше плащаница была не чем иным, как воздухом, почему новый термин усвоили не сразу, а пользовались привычным раннейшим названием. Когда мы излагали историю богослужебного употребления воздуха за литургией, мы видели, что воздуху еще со времен Симеона Солунского придавалось знаменование плащаницы. В начале XVII века воздух соответственно своему новому употреблению за богослужением Великой Субботы получил и название плащаницы. Сам воздух с того времени начинает понемногу изменяться: воздух, употреблявшийся в Великую Субботу, обособился от прочих богослужебных воздухов и изменился в своем внешнем виде, так что слова "воздух" и "плащаница" стали обозначать уже различные богослужебные принадлежности. В самом обряде к этому времени произошло то наиболее важное изменение, что плащаница не вносилась непосредственно в алтарь, но полагалась среди храма. В уставе ркп. Синод. б-ки №391(335). Л.208, в позднейшей вставке читаем: "Плащаница Господня среди церкви лежит на столе на обедне до Херувимския песни. И как поидут с переносом и будет дияконов много и дияконы идучи возмут плащаницу и на главах вносят во олтарь и держат до кажения поставления на трапезе Святых Даров. И настоятель, покадив плащаницу, якож и Дары, положат на уготованном ея месте. Аще ли не будет кому в то время взять токмо мало дияконов и как Дары поставят на трапезе, и выйдут поп с дияконом и возмут плащаницу и положат покадив, по тому же обычее". Здесь плащаница - уже не прежний воздух и имеет в алтаре свое особое место.

От XVII века мы имеем подробные описания богослужебных обрядов, совершавшихся в соборных храмах. Соборные Чиновники описывают весьма сложные обряды, и притом такие, каким нет основания в раннейшей истории плащаницы. В соборных чиновниках впервые встречаемся мы с некоторыми новыми обрядами. Мы отметим только главнейшие моменты этих обрядов, не приводя обширных выписок.

В соборных Чиновниках впервые встречаем мы вынос плащаницы перед вечерней в Великую Пятницу, причем она полагается пред царскими вратами на гробе Господнем [152]. По Чиновнику холмогорского Преображенского собора, после часов Великого Пятка "ключарь износит плащаницу из ризницы и полагает на престоле, распростерту по чину". Пред вечерней святитель, отложив шапку, подъемлет гроб Господень и поставляет пред царскими дверми, потом через царские врата выносят плащаницу и полагают на гробе (с.150-106). По Чиновнику Московского Успенского собора, полагаются на гроб три плащаницы [153]. По Чиновнику Нижегородского Преображенского собора, гроб несли к царским дверям торжественно с пением "Не рыдай Мене, Мати" [154]. Откуда взялся обычай выносить плащаницу в Великую Пятницу – неизвестно [155], мы только впервые и встречаем его в соборных Чиновниках [156]. Какое происхождение имеет гроб Господень, на который полагалась плащаница, - это опять неизвестно. Есть в древних письменных памятниках группа фактов, которые как будто имеют некоторое отношение к истории происхождения гроба Господня. Так, Новгородская летопись говорит: "Пришел Добрына Ядрейкович из Царяграда и привез с собою гроб Господен" [157]. Ученый издатель "Путешествия савваитов" полагает, что Добрыня, впоследствии Антоний, принес "меру Гроба Господня". В описи новгородского Софийского собора записано, что в соборной ризнице хранится в особом ковчежце "мера Гроба Господня" - полосатая лента, по концам запечатанная сургучом, длиною 2 арш. 7 и 3/8 вершка, шириною 1 и 1/3 вершка [158]. Наши древнейшие паломники вообще интересовались размерами Гроба Господня в Иерусалиме. Игумен Даниил сообщает: "Та ж святая лавица, идеже лежало тело Христово, есть в длину 4 локти, а в ширину 2 локти, а возвыше полтора локти" [159]. Даниил, очевидно, весьма хотел иметь меру Гроба Господня, в другом месте, рассказывая о том, как он вторично был в пещере Гроба один, паломник опять замечает: "И тогда измерих собою Гроб в длину и ширину, при людех бо невозможно измерити ни кому же" [160]. С другой стороны, факт принесения Добрыней Ядрейковичем "меры Гроба Господня" считался настолько важным, что занесен в летопись. Таковы факты XII века. Но имеют ли они какое отношение к тем Гробам Господним, о которых мы узнаем из памятников XVII века? Были ли по принесенным мерам устроены гробы Господни? Едва ли. Лучше, кажется, предположить, что "мера Гроба Господня" была некоторой святыней, почему ее принесение и записано в летопись. Наши древние паломники интересовались самыми ничтожными мелочами, касающимися великих святынь Востока. Игумен Даниил измеряет "печерку Гроба Господня" и "печерку, идеже положено бысть тело Святыя Богородицы" [161], приводит много и других измерений. Но если все эти факты не имеют отношения к происхождению того гроба Господня, который ставился в храме и покрывался плащаницей, то на вопрос о происхождении этого гроба приходится, кажется, отвечать, лишь руководясь еврейской пословицей: "Учи свой язык говорить: я не знаю". Можно сказать, пожалуй, одно - мысль устроить гроб могла явиться под влиянием священного Иерусалима. У греков в XVII веке плащаница, по свидетельству Гоара, называлась επιτάφιον [162]. Может быть, в то время у греков были и гробы Господни, почему и воздух, их покрывавший, получил такое именно название.

Гроб Господень с плащаницей стоял пред царскими вратами до утрени Великой Субботы, когда его поставляли среди храма и пред ним пели 17 кафизму с "похвалами" [163]. Чиновник Нижегородского Преображенского собора замечает: "Когда станут петь "Благословен еси, Господи", тогда архиерей (ежели народ уже весь приложился) приходит ко гробу, и несут гроб с плащаницею паки на амвон" [164]. Затем уже по всем Чиновникам - "как почнут пети подияки славословия", плащаницу и воздухи торжественно несут в алтарь и полагают на престол" [165]. После великого славословия в торжественной процессии плащаницы, судари и воздухи выносились из алтаря, и шествие направлялось вокруг храма. Об этом шествии подробно говорят все соборные Чиновники [166]. В указании дальнейшего порядка совершения обряда Чиновники расходятся. По Чиновникам соборов Холмогорского и Нижегородского после обхождения храма процессия входила в алтарь, и плащаница возлагалась на престол "с крестоводружением". Это последнее действие Чиновник Холмогорского собора описывает так: "Архиерей, держа плащаницы средний край, и власти, кийждо свой угол держаще над престолом, творят плащаницею крест" [167]. "Божественную литургию архиерей служит на плащанице" [168]. По Чиновникам Успенского московского и Софийского новгородского соборов плащаницы снова полагаются среди храма на гробе Господнем [169]. В Чиновнике Успенского собора рядом стоят два взаимно друг друга исключающих свидетельства: "Плащаницы полагают на гроб Господень", "а плащаницу положат на престол". Но затем говорится о целовании плащаницы государем, боярами и властями среди церкви [170]. Из дальнейшего также видно, что плащаница оставалась на гробе.

Среди храма плащаница находилась и во время совершения литургии. Последнее действие с плащаницей в Чиновнике Успенского собора описано так: "А как почнут пети "Да молчит всяка плоть", и в ту пору возмут священники плащаницы от гроба Господня в олтарь и положат на престоле. И егда приспеет выходу время... плащаницы три понесут большую, среднюю и меньшу... И вносят в олтарь те плащаницы царскими дверми и полагают их на престол на всю Святую Неделю, даже до отдания празднику" [171]. В Чиновнике Новгородского Софийского собора несколько иначе: "Того же дня на обедни начнут пети перенос, и священники возмут з гроба воздух един и идут на выход. И как придут до гроба, и воздухи все подоимут на главы и несут в олтарь и полагают на потир и на дискос все воздухи и большой воздух верху их" [172]. Таким образом, и при столь богато развившейся обрядности плащаница не совсем порвала связь со своей прежней историей; на время она как бы снова обращается в тот воздух, каким она была раньше.

Вполне понятно, что обряды с плащаницей в том виде, как они описаны в соборных Чиновниках, слагались постепенно. Чиновники говорят о том, что уже было во время их составления и что начиналось и развивалось раньше [173]. Понятно и то, что все эти пышные обряды могли совершаться только в соборах и монастырях, где был многочисленный клир. В обыкновенных же приходских храмах ничего подобного не могло быть и не было. Общие церковные уставы, Триоди, Следованные Псалтири XV и XVI вв. совершенно ничего не знают о плащанице; в них кратко или подробно говорится лишь о входе с Евангелием во время великого славословия в Великую Субботу [174]. В приходских храмах не было дорогих шитых воздухов, которые можно было бы выносить вместе с Евангелием и полагать для целования молящимся. Соборные Чиновники широкою известностью не пользовались [175].

С начала XVII века на Руси начали печатать церковные уставы, которые должны были ввести единообразие в богослужении. Случилось так, что некоторые издания устава содержали в себе несколько монастырских добавлений, сравнительно с современными им уставами греческими. Среди этих добавлений были и замечания относительно выноса плащаницы. Можно поэтому думать, что в приходских храмах обряды с плащаницей получили начало и развивались под влиянием именно печатных уставов XVII века. Печатный устав, заменивший какую-нибудь, часто сомнительную, рукопись, был для приходского священника некоторого рода законом, который нужно было исполнять. Эти уставы, нужно думать, и содействовали весьма много тому, что обряды с плащаницей не остались за монастырскими стенами и под сводами храмов соборных, а распространились по градам и весям земли Русской и начали совершаться в менее, конечно, торжественном виде в скромных приходских церквях.

Первое печатное издание устава сделано было в 1610 году уставщиком Троице-Сергиева монастыря Лонгином. В этом уставе на утрени Великой Субботы полагалось ставить "праздник насреди". Устав писан как бы для монастырей, и терминология в нем сохранена монастырская: "Славословие великое. Таже входит игумен во святый олтарь со иереи и диаконы. Облачится во вся священныя одежды, иереи же токмо в ризах; исходит с Евангелием и с воздухи и диаконы с кандилы, преходящим ему со двема лампадома и оба лика поющее Трисвятое надгробное".

Устав этот "государь патриарх Филарет указал сжечь, понеже устав печатал Троице-Сергиева монастыря крылошанин черный Лонгин, вор и бражник […] и многие в том уставе статьи напечатал не по апостольскому и не по отеческому преданию, но своим самовольством" [176]. Филаретовские издания устава 1633 и 1634 годов указывают только вход с Евангелием, согласно с греческими уставами того времени [177]. Внесение в устав указания носить вместе с Евангелием воздухи было, следовательно, признано самовольством, не соответствовавшим апостольскому и отеческому преданию. Напротив, в изданиях устава при патриархе Иоасафе I в 1641 г. и при патриархе Иосифе в 1651 г. в чине Великой Субботы опять появляются русские монастырские добавления. Иосифовская редакция устава и до сих пор в употреблении у старообрядцев-раскольников и у единоверцев. В этой редакции вынос плащаницы в Великую Субботу описан так: "Славословие великое. Таже входит игумен во святый алтарь со иереи и диаконы и облачится во вся священныя одежды, иереи же токмо в ризах; исходит с Евангелием под плащаницею и диаконы с кадилы, обращающеся кадят трижды, предходящим ему со свещами и со двемя лампадома и оба лики поюще Трисвятое надгробное". После Трисвятого "входит игумен с Евангелием в царские двери и полагает Евангелие на престол". После утрени "игумен целует образ и братия его" [178].

В позднейших редакциях устава патриарха Иоакима (1681) и окончательной патриарха Адриана (1695), доселе употребляющейся в Русской Церкви, плащаница узаконена. Плащаница по уставу должна выноситься из алтаря с Евангелием на утрени в Великую Субботу после великого славословия: Евангелие полагается на престоле, а плащаница среди храма "на уготованном столе, во образ гроба". Целование плащаницы бывает после отпуста утрени [179]. Современный устав предполагает возможность и отсутствия плащаницы, когда говорит, что, где нет плащаницы, целуют образ. О выносе плащаницы в [Великую] Пятницу и о хождении с нею в [Великую] Субботу вокруг храма до сих пор в уставе не говорится, а Триодь постная и совсем не упоминает о плащанице [180]. Наша современная богослужебная практика, как очевидно, далеко опередила в развитии обрядов Великого Пятка и Субботы существующий печатный Типикон.

Современный устав Греческой Церкви после его реформы уже в XIX веке подробно описывает обряды, соединенные с выносом плащаницы. Собственно говоря, греческий устав имеет в виду службу патриаршую. В Великую Пятницу по этому уставу за вечерней во время пения стихир стиховных из северных дверей алтаря выходят шесть иереев, облаченных в священнические одежды, неся на главе плащаницу (τον επιτάφιον); из них архимандрит держит и Святое Евангелие. Впереди идут певцы, примикирий держит подсвечник (το διβάμπολον - слово турецкое), диаконы с лампадами и кадильницами, и так достигают до приготовленного кувуклия. Певцы становятся по порядку. Диаконы же, кадя, обходят с иереями трижды вокруг кувуклия; потом полагают плащаницу внутри кувуклия. Привратник (о θυρωρός) полагает на плащаницу благовонные цветы. Патриарх, приблизившись, поклоняется плащанице, благословляет христиан и восходит на свое место (εις τον θρόνον). Тогда привратник подносит ему устроенные благовонные цветы. Потом и святые архиереи, по два поклоняясь плащанице, получают цветы от патриарха, также и церковные власти (οι εκκλησιαστικοι αξιωματικοι). В это время второй лик поет славник, после же славника и получения цветов, "Ныне отпущаеши..." и т.д. до отпуста [181].

На утрени в Великую Субботу во время четвертой песни канона патриарх входит во святой алтарь и облачается во всю архиерейскую одежду вместе со святыми архиереями. После девятой песни выходит патриарх из святого алтаря со святыми архиереями и поет похвалу: "Жизнь во гробе...", кадя плащаницу и весь народ; святые же архиереи поют похвалы по порядку... Во время пения хвалитных стихир патриарх поклоняется плащанице, благословляет и восходит на свое место; поклоняются по два и святые архиереи. После великого славословия, идя впереди плащаницы, выходим из храма, бывает вход, как обычно. Когда же возвратимся, входит патриарх во святой алтарь с прочими и тотчас возглашает: "Вонмем. Мир всем. Премудрость". И поется тропарь: "Егда снизшел еси к смерти...". Во время пения кадит кругом святой трапезы, а впереди идет плащаница. Потом "Мироносицам женам...", "Благообразный Иосиф..." и полагают плащаницу на святую трапезу. Канонарх вне читает тропарь, пророчество и Апостол; Святое же Евангелие читается патриархом пред дверями [182].

Относительно всех изложенных особенностей обрядов Великого Пятка и Великой Субботы можно, думается, сказать, что их идейное начало нужно искать в Иерусалиме; там взята мысль об обряде; обряд же развивался в Константинополе. Ближайшим образом из Константинополя обряд занесен был на Русь; дальнейшее же его развитие шло параллельно в Греции и России [183]. Впрочем, при отсутствии точных и определенных исторических данных обо многом в истории плащаницы следует говорить только: "Может быть".

Обряд распространялся, входил в общецерковное употребление, но падало художественное достоинство плащаниц, которое стояло на высоте, пока обряд был лишь в монастырских и соборных храмах. Художественно расшитые плащаницы, подобные древним, встречаются лишь в виде исключений. Выработался менее сложный и более дешевый тип плащаницы: на ней обычно красками изображается уже не положение во гроб, а мертвый Спаситель. Плащаница по внешнему виду приблизилась к тому образу Спасову, который раньше поставлялся среди храма и который она постепенно вытеснила и заменила собой.

Но можно думать, что изображение положения во гроб, редко встречающееся на современных плащаницах, не исчезло бесследно Не от воздухов ли и плащаниц получили свои рисунки позднейшие антиминсы? На антиминсах XII-XVII веков был ведь только крест в разных формах [184]. Уже во второй половине XVIII века, когда антиминсы начали печатать, стали изображать на них положение тела Спасителева во гроб. Изображение, которое было на древних воздухах и плащаницах, находившихся на престоле, послужило образцом для рисунков на антиминсах, где сохраняется после того, как оно сошло с плащаниц и воздухов, даже доныне.

Изредка встречаются (например в Тульской епархиальной палате древностей) плащаницы резные: во гробе лежит фигура Христа, выточенная из дерева.

Священномученик Иларион (Троицкий). Творения: в 3 т. - Т.3. - М.: Изд. Сретенского монастыря, 2004. С.224-255.