Начало: Святитель Филарет (Дроздов)	Первая страница Святоотеческое наследие Разные тексты Свт. Филарет (Дроздов) OrthodoxyLib Православный интернет Евангельский синопсис Духовные стороны Добротолюбие избранное Пролог в поучениях День за днем Церковный календарь

Мы всегда склонны считать время, в какое живем, самым печальным и самым низким по нравственности временем. И в этом взгляде есть несомненная и очень большая доля истины. Само Священное Писание говорит нам, что "лукавство" дней будет идти прогрессивно, по мере приближения предела существования этого мира, что вера постепенно будет падать, что нравственность будет расшатываться и что аще не быша прекратилися дние оны, не бы убо спаслася всяка плоть (Мф.24:22). Но, несмотря на столь ясное и определенное слово евангельское, несмотря на то, что течение времени постоянно, с несомненностью подтверждает эти слова, всегда были люди, решительно отвергающие положение прогрессирующей деморализации людей; постоянно были люди, стремившиеся доказать, что наши дни во многих отношениях в экономическом смысле стоят выше времен прошедших и что вместе с прогрессом культуры в научном, нравственном и других положительных отношениях прогрессирует и нравственность человеческая. Взгляд этот, как идущий вразрез со словом богооткровенным, безусловно ложен, и укоренение подобных взглядов ведет не к стремлению общества совершенствоваться нравственно, а к расслаблению этических норм.

Митрополит Филарет, конечно, проникнут был духом взгляда евангельского. Его гениальному уму, его чуткому сердцу, благодатно озаренному, было до очевидности ясно, какими быстрыми шагами идет падение общества в нравственном отношении. А его положение архипастыря - слуги Божия - указывало ему средства борьбы с этим возрастающим злом. В 1861 году он учредил в Москве молитвенное прошение, которое должно было произноситься на всех службах на сугубых ектеньях. Прошение это не заключало в себе ничего нового, так как оно было взято из литийных прошений. Но этим сугубым призыванием к покаянной молитве владыка Филарет хотел привести свою паству к убеждению в том, что наши дни требуют особенного покаянного молитвенного обращения к Богу. Из Санкт-Петербурга святителю был запрос, справедлив ли слух, распространившийся там, "что в церквах Москвы во время богослужения читается недавно составленная особая молитва об избавлении России от того затруднительного положения, в котором она будто бы находится в настоящее время" [160]? Естественно, было недоумение и даже беспокойство высших властей, так как они прекрасно понимали, что в действиях святителя Московского не бывает ничего необдуманного, не имеющего под собой какой-либо особенно важной, серьезной и глубокой основы.

Митрополит Филарет, отвечая на запрос, дал пространное объяснение, почему считает он необходимым особенно возбуждать народ к молитве покаянной. "Побуждение, - пишет он в письме своем московскому генерал-губернатору Тучкову, - которое руководило мной... есть религиозное и нравственное". Далее, упоминая о записке, посредством коей он предлагал к прошениям сугубой ектеньи прибавить литийное сугубое прошение, он говорит: "Справедливость требует сказать, что с некоторого времени мысли и учения противохристианские, противонравственные, противогосударственные особенно сильно распространяются в литературе цензурной и бесцензурной, в молодом поколении и проникают до низших слоев общества. За умножением грехов мысленных следует и умножение грехов деятельных, частью незастенчиво обнаруживающее себя в прискорбных зрелищах пред глазами общества, частью примечаемое в признаках скрытой заразы" [161]. Этими, можно сказать, слабыми намеками на все возрастающую распущенность мыслей и нравов святитель хотел напомнить власть имеющим, что пора осмотреться вокруг себя и принять серьезные меры к тому, чтобы начать искоренение вредных начал, которые тогда с особенным рвением проводили в общество те, кто считал себя обязанным действовать и мыслить "в духе времени". Далее в том же письме митрополит Филарет делает несколько указаний на вредное направление в журналах и бесцензурной литературе. Это указание святитель заключает следующими рассуждениями: "Нечистоты существуют; но их выносить на улицу и показывать народу может решиться только тот, кто лишен здравого рассудка или потерявший всякое чувство приличия" [162]. Эту же мысль святитель высказывал в одной из своих проповедей: "Злоречие, которым некоторые думают исправить зло, не есть верное для сего средство. Зло не исправляется злом, а добром. Как загрязненную одежду нельзя чисто вымыть грязной водой, так описаниями порока, столь же нечистыми и смрадными, как он сам, нельзя очистить людей от порока. Умножение пред глазами народа безобразных изображений порока и преступления уменьшает ужас преступления и отвращение от порока, и порочный при виде оных говорит: "Не один я, таких много; не очень стыдно". Укажите на темный образ порока, не терзая чувства и не оскорбляя вкуса чрезмерным обнажением его гнусностей; а с другой стороны изобразите добродетель в ее неподдельной истине, в ее чистом свете, в ее непоколебимой твердости, в ее небесной красоте - тогда можете надеяться, что пленник порока отвратит от него устыженный взор, придет к сознанию достоинства добродетели, прострет умоляющие руки к небу и взыщет избавления от нравственного плена и порабощения" [163].

Эти проникновенные строки писаны как будто целиком для нашего времени. В самом деле, когда более, чем теперь, были распространены многочисленные издания, изображающие порок и преступление во всей ужасающей наготе? Когда этот порок в изображениях "художников слова" живописался рельефнее, чем в наши дни? И когда, наконец, более развращающее влияние на умы имело это обнаружение порока, когда эти "праздные слова" приносили более вреда, наносили больший ущерб нравственности народа, чем в наши дни? Указывают ли теперь на темный образ порока, не терзая чувства? Изображают ли добродетель в ее небесной красоте?

"Между тем как государственная мудрость, - заканчивает свое рассуждение святитель Филарет, - изыскивает средства законами и правительственными мерами преградить разрушительное влияние противорелигиозных и противонравственных мудрований и направлений и охранить дух религиозный и нравственный, который есть истинная душа и сила жизни общественной, не есть ли долг Церкви и ее служителей, при виде ослабления сего духа, не тревожным, а тихим действованием возбуждать в народе сознание своей греховности и расположение к смиренной молитве для избежания гнева и прещения Божия и для привлечения Вышней помощи делу самоисправления и общественного исправления? Не благо ли было бы, если бы такими чувствованиями действительно одушевились чада Московской церкви, и не одной Московской" [164].

Так, мы видим, неустанным попечением о нравственности своей паствы был одушевлен святитель Московский, который главной своей задачей ставил возвышение этой нравственности при возрастающей со стороны мира ложной, основанной не на началах вечной истины и вечного добра, своеобразной этике. Святитель "на страже правды и честности" [165] ставил "высокий и сильный страх Божий" в противовес малодушному и ничтожному страху мнения человеческого. Архипастырь Московский "благовременне" и "безвременне" постоянно поучал сеять слово истины и правды всем по мере сил каждого: "Сейте слово истины и правды, кто может на большом, а другие на малом поле; поощряйте к сему друг друга: посев может быть обширный и общественный. От ревностного распространения в обществе слова истины и правды должен произойти плод общественного здравомыслия и правдолюбия, а от сего возрастающее обилие общественного мира и благоустройства" [166]. Как это мало похоже на современные призывы к "сеянию", к работе над умами и душами "малых сих"!..

В то время как "некоторые люди", неизвестно, "более ли других обладающие мудростью, но, конечно, более других доверяющиеся своей мудрости", "работали над изобретением и постановлением лучших, по их мнению, начал для образования и преобразования человеческих обществ", святитель силой божественного слова, помощью мудрых, глубоких доказательств применимости этих вечных истин ко всяким временам и народам убеждал паству московскую, а в лице ее и всю свою всероссийскую паству, держаться этих вечных начал и не менять их на шаткие и ложно понимаемые, проводимые усиленно в обществе даже доныне начала "гуманности", "образования", "свободы". В то время как современное, по духу мира, мудрование о человеческом достоинстве, о человеческих правах, человеколюбии, человеческом счастье не по высокому образу истины Христовой старалось доказать, что все средства к счастью и благополучию земному находятся в руках человека, святитель поучал с высоты своей епископской кафедры, что смирение, смиренная покорность водительству Промысла есть верный залог Божия благословения и благоволения к людям; что "благоденствие великого народа" может устрояться "законным судом, благоуправлением, добрым государственным домостроительством" [167]. Так расходилось нравственное учение людей мира с нравственным учением святителя, изводившего его из вечных нравственных начал церковного учения.

В настоящее время со всех сторон раздаются жалобы и сетования на печальное, "хаотическое состояние умов", на расшатанность убеждений, на оскудение нравственной чистоты в жизни, на бессилие теории поставить ее твердо и прочно. Мы видим, как теперь все наиболее сильные умы направлены к тому, чтобы построить нравственные системы, дать известное указание современным людям относительно переустройства жизни, относительно поднятия культуры, которая в переживаемую нами эпоху представляет собой критически-переходный период. "Представление о том, что для удовлетворения потребностей человека необходимо создать наиболее благоприятные условия в общественной жизни, перешло из области теорий, философско-юридических трактатов ученых в сферу действительной жизни и сделалось здесь постоянным мотивом в деятельности представителей государственной власти".

Мы видим ясно теперь, что ни одна из этих теорий не создает того, к чему она стремится, а иногда даже прямо обещает создать; ни одна нигде и никогда не создала "тихого и безмолвного жития". Святитель Филарет в эпоху, когда еще только зарождались эти теории о переустройстве обществ на новых началах, на началах свободы личной и общественной, началах равенства и других тому подобных либеральных началах, рассуждал так, как бы эти теории получили уже окончательное развитие и пустили глубокие следы в жизни общественной. Он как будто бы видел результат этих учений и предусматривал их влияние на жизнь его далеких потомков. "Это не был капризный вопль отставшего от современности старика, хвалящего старое и бранящего новое; это был отзвук речей ветхозаветных пророков; это был вопль прозорливого старца, горячо любившего отечество, в котором он родился, и в то же время видевшего ту бездну, в которую оно готово было упасть при тогдашнем направлении жизни и деятельности некоторых сынов ее" [168]. Тогда, в эпоху реформ, в эпоху обновления всех сторон жизни русского народа, все были в каком-то упоении, в каком-то восторге от этих новых, свежих веяний. Но голос старца-святителя именно с этого времени стал звучать все строже и строже, и слово его делалось все более предостерегающим от увлечений, к которым так склонно было это время всеобщего подъема духа. Поэтому-то, в силу этого контраста между настроениями архипастыря и общества, так не по сердцу было многим это предостерегающее слово святителя; поэтому-то многие высшие деятели, признавая присутствие в святителе Филарете великого, поразительного ума, отказывали ему в чуткости сердца и отзывчивости на нужды народные. Но эти люди не могли понять той внутренней силы духа, какая обитала в нем наряду с великой силой ума. Эти люди не могли понять, конечно, того, что ведение святителя Филарета граничило с прозорливым предзрением грядущих смут и нестроений - естественных и неизбежных следствий восторженно проводимых реформ. Эти люди не могли понять тайны вещаний богомудрого святителя, который на примерах разлагавшегося Запада строил предостережения свои Русскому государству. Святитель для этих лиц был сильной помехой в действиях, так как промыслу Божию угодно было внушить правительственной власти ни одного из начинаний не проводить в жизнь без предварительного сношения со святителем Московским, этим первым пастырем Русской Церкви, как он был назван однажды в высочайшем рескрипте. Правительственная власть прекрасно понимала, что на святителе Филарете почивает дар чрезвычайного ведения и что необходимо ей его взглядами проверять свои собственные. Правительство имело немало опытов, что "глагол" старца святителя "не возвращается тощ", а потому оно чутко прислушивалось к словам, раздававшимся и открыто для всех с высоты церковного амвона, и конфиденциально - для вопрошавшей власти из тиши и тайны владычнего кабинета, словам мудрого предостережения или кроткого одобрения, а иногда и строгого порицания предначертаний этой власти. Но этих сношений святителя с правящей властью не знали, конечно, те, кто всеми силами старались оторвать власть от союза с Церковью и сами в свою очередь оторваться от власти и от Церкви, а потому, естественно, когда и до них доходил прещающий голос владыки, они возмущались этим вмешательством иерарха в дела, внешние, по их мнению, Церкви, и старались противодействовать этому вмешательству.

Насколько ясно виделось митрополиту Филарету это нравственное разложение общества, показывает то обстоятельство, что не было почти вопроса, поступавшего к нему на рассмотрение, в котором он не усматривал бы скрытой под той или другой благовидной оболочкой внутренней язвы разложения.

Открывается ли дело о беспорядках в Пермской семинарии, святитель видит и показывает, что "не в семинарской голове родились сии мысли, чтобы старших выбирали сами ученики по большинству голосов, чтобы не было журналов нравственности, чтобы не было никаких наказаний под угрозой бунта и стирания начальников с лица земли. Это зароненные в семинарию семена демократии, которые сеет по России "враг спящим человекам"" [169].

Поступает ли к владыке Московскому проект устава университетов с требованием от него мнения, святитель выражает мысль, "что содержание некоторых статей сего проекта возбуждает сильную заботу о последствиях, могущих произойти, если бы статьи сии получили утверждение" [170].

Видит ли он в проекте университетского устава мысль относительно приготовления магистров духовных академий при университетах для занятия при них кафедр по церковной истории и каноническому праву, по выдержании в оных новых экзаменов на степень магистра, владыка в этом недоверии к ученой степени академической, между тем, как по словам самого владыки, отличавшегося, как всем известно, очень строгим взглядов на ученое достоинство богословов - "во многих под наименованием магистра скромно пребывает достоинство доктора богословских наук" [171], видит уязвление духовной науки и, возражая против начал, на которых думали поставить предметы церковной истории и канонического права, просит "ради святой веры, против которой восстает лжеименный разум, ради христианских душ, которым ныне так много предстоит опасностей мысленного и нравственного развращения", - обратить на сие дело сколько можно, деятельное влияние [172].

Доходит ли до митрополита "письмо о внутреннем преобразовании России", он считает своим священным долгом представить строгие замечания на это письмо [173].

Наконец, когда людям долга, чести и строгого отношения к христианским своим обязанностям как сынам Православной Церкви и как верноподанным самодержавного царя невыносимо уже стало дышать, так как самой власти угрожала дерзновенная рука свободы и разнузданности, когда к владыке поступило письмо графа Е.В. Путятина с просьбой о предупреждении императора Александра Николаевича о крайне опасном современном положении для государства и императорской фамилии, митрополит Филарет, высказав открыто уверенность в том, что некоторыми людьми производится "прилежная подземная работа разрушения", находит причину подобного печального положения в том, "что мы много согрешили пред Богом охлаждением к православному благочестию, в чем особенно вредные примеры подаются из высших и образованных сословий, ослаблением нравственных начал в жизни частной и общественной, в начальствовании, в суде, в области наук и словесности, в роскоши и даже скудости, пристрастием к чувственным удовольствиям, расслабляющим духовные силы, подражанием иноземному, большей частью суетному и несродному, чем повреждается характер народа и единство народного духа, преследованием частной личной пользы преимущественно пред общей. Умножившиеся грехи привлекают наказания по реченному: "Накажет тя отступление твое" (Иер.2:19). Средство против сего - деятельное покаяние, молитва и исправление. Недостатки охранителей обращаются в оружие разрушителей. Добродетели охранителей вырывают из рук оружие у порицателей и возмутителей. Не время недеятельности, да возбудится ревность; да умолкнут разделение и частные виды; да станут все верные и благонамеренные в силе единства в крепкий подвиг под общим знаменем: Вера, Царь и Россия" [174].

Итак, как под влиянием чуждого русскому народу духа расшатывались нравственные основы его, так в возвращении к древним, но вечно жизненным для России основным принципам веры, самодержавной власти и понимаемой в добром смысле народности надлежало искать обновления духа. Святителю Филарету, проникавшему в глубь времен грядущих, ясно представлялось, к чему приведут эти расшатывающиеся жизненные нормы; он, может быть, с высоты своего ведения презирал даже, что "подземная работа разрушения", все более и более выходившая наружу, в своем поступательном движении достигнет до самого трона и поколеблет его основы, поднимет дерзновенную руку на помазанника Божия и в своем ослеплении вообразит, что может поставить новые начала на место древних. Митрополит Филарет прекрасно понимал, что в равнодушии ко греху, в отсутствии страха к преступлениям заключалась главная и глубокая нравственная болезнь современного ему общества и очевиднейшее свидетельство оскудения духовной жизни; он прекрасно понимал, что проповедники непомерной жалости к преступникам имели особенные, затаенные, темные цели, которые были преступнее самих преступлений, это - умножать в народе силы, враждебные власти, для ее ниспровержения. Потому-то так определенны и сильны были его призывы к покаянию, к обновлению, к молитве и к исправлению, потому так строго было его слово против тех "нечестивых", которые уже много "раскопали" в некоторых устоях русской религиозной, нравственной и общественной жизни. "Несчастье нашего времени, - писал однажды митрополит Филарет преосвященному Иннокентию Камчатскому (впоследствии митрополит Московский), - то, что количество погрешностей и неосторожностей, накопленное не одним уже веком, едва ли не превышает силы и средства исправления" [175]. Многие понимали, что так дальше идти дело не могло, что не к доброму должно было привести такое положение дел, но они не шли дальше порицания существующего строя. "Дух порицания, - говорил святитель Филарет при открытии в Москве Общества любителей духовного просвещения, - бурно дышит в области русской письменности. Он не щадит ни лиц, ни званий, ни учреждений, ни власти, ни законов. Для чего это? Говорят, для исправления. А что на самом деле должно произойти, если все будет обременено и все будут обременены порицаниями? Естественно, уменьшение ко всему и ко всем уважения, доверия и надежды. Итак, созидает ли дух порицания или разрушает?" [176]

Это было время, когда все только и говорили, что о праве; закон и обязанность - эти понятия отошли на задний план; их заслонило понятие права как чего-то высшего, присущего людям, дошедшим до известной ступени культуры. То было время, когда в России только зарождались те вопросы, которые впоследствии дали прискорбный плод; то было время, когда под влиянием смятений, происходивших на Западе, умы русских людей, не укрепленные ясным пониманием своих личных задач, не утвержденные в собственном самосознании, пробуждались для того, чтобы с отчаянным легкомыслием воспринимать растленные нравы и начала Запада. Святителю Филарету не приходилось задумываться над вопросом, где источник зла и в чем должно состоять восстановление общества. "Усиленное стремление к преобразованиям, неограниченная, но неопытная свобода слова и гласность произвели столько разнообразных воззрений на предметы, что трудно между ними найти и отделить лучшее и привести разногласие к единству. Было бы осторожнее, как можно менее колебать, что стоит твердо, чтобы переустроение не обратить в разрушение" [177].

Мы видим из всего вышесказанного, как святитель Московский бдительно охранял чистоту истинного церковного учения о нравственности, в чем он видел путь возвращения к вечно истинным и неизменным основам этой нравственности и где искал корни ложного направления и понимания жизни, ее задач и целей. Он с удивительной проницательностью примечал, как господствующее воззрение проникает в нравственное сознание общества, как оно входит в его правовые нормы и кладет на них свою печать, печать оторванности от Церкви и отрицания за ней руководящего значения. Все это предзирал великий святитель еще тогда, когда в неясных очертаниях "идеал" этот предносился пред умами ревнителей хождения по "духу времени". Здесь еще раз можно убедиться, насколько дальше своего времени зрил архипастырь Московской церкви в те, в сущности, недалекие времена, но отделенные от нас как бы целым столетием, когда для людей поверхностного ума все у нас казалось не только нормальным, но глубоко утешительным, когда, по выражению некоторых, "занималась новая заря" над русским народом, когда к нам шла "весна, когда цепи рабства спадали, когда вместе с освобождением внешним освобождались от всяких уз и внутренние, духовные, умственные, нравственные начала в русских людях... И как тяжело святителю было сознавать, что неизбежным концом этой зари, действительно, быть может, светлой в своих основных принципах, должен быть темный вечер, когда и над Россией имел сгуститься тот мрак, от которого, как от чего-то внешнего, он предостерегал в свое время сынов России следующими сильными словами: "Когда темнеет на дворе, усиливают свет в доме; береги, Россия, и возжигай сильнее свой домашний свет, потому что за пределами твоими, по слову пророческому, тьма покрывает землю и мрак на языки (Ис.60:2" [178].

Примечания
160. Собрание мнений и отзывов митрополита Филарета. Т.V. С.182.
161. Там же. С.184.
162. Там же. С.185.
163. Слова и речи митрополита Филарета. Т.V. С.450-455.
164. Собрание мнений и отзывов митрополита Филарета. Т.V. С.186.
165. Слова и речи митрополита Филарета. Т.V. С.490.
166. Там же. С.450-455.
167. Речь митрополита Филарета государю императору Александру II 19 сентября 1859 г. // Слова и речи митрополита Филарета. Т.V. С.546.
168. Корсунский И.Н. Святитель Филарет, митрополит Московский. Его жизнь и деятельность на Московской кафедре по его проповедям... С.843.
169. Собрание мнений и отзывов митрополита Филарета. Т.V. С.159.
170. Там же. С.430.
171. Там же. С.433.
172. Там же. С.441.
173. В этом письме между прочим высказывались мысли, которые и теперь волнуют некоторую часть нашего общества. Там говорится о том, что наши пастыри бездействуют, между тем как на Западе духовное сословие является передовым по своей обширной деятельности. И митрополит Филарет по этому поводу восклицает: "Видно, сочинитель думает, что, когда пастыри исполняют свои церковные обязанности, они ничто, а начинают существовать только тогда, когда от дел веры переходят к делам политики" (Собрание мнений и отзывов митрополита Филарета. Т.V. С.485).
174. Собрание мнений и отзывов митрополита Филарета. Т.V. С.137-139.
175. Государственное учение митрополита Филарета. С.73.
176. Там же. С.74.
177. Там же.
178. Слова и речи митрополита Филарета. Т.IV. С.553.

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий (Симанский). Митрополит Филарет о Церкви и государстве.
© Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2005