Святитель Филарет (Дроздов) [Pagez.ru]



Начало: Святитель Филарет (Дроздов)

Беседа на сырной неделе против невоздержания

Внемлите же себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством и печальми житейскими, и найдет, на вы внезапу день той (Лк. 21,34).

Приближающееся время поста призывает нас к воздержанию: и святая Церковь сии приготовительные к оному дни расположила как степени, дабы по малу отъемля тучность пищи, и увеличивая труд молитвенный, возвести нас к совершенству поста и к протяженным подвигам покаяния и молитвы. Но в сие преддверие святого поста, которое мы проходим, безрассудный обычай как много вносит противного воздержанию и трезвости телесной и духовной! Мне кажется, сие должно возбуждать в нас жалость и ревность, подобную ревности Дома Божия, по которой Господь наш бичом из вервий изгнал из преддверия храма продающих и покупающих, превращающих его в дом купли и в вертеп разбойников. О, если бы Он помог и нам малым бичом, сплетенным из словес истины и целомудрия, если не совсем изгнать, то хотя несколько укротить невоздержание, особенно неистовствующее при входе во святилище поста, и кроме сего нередко угнетающее тела, опустошающее души, истощающее стяжения, расхищающее добродетели, поглощающее способности!

Внемлите себе, глаголет Господь, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством. Не излишним ли теперь покажется некоторым сие предостережение, и не обидным ли предлагаемое оным подозрение в таких грубых пороках? — Не желаем никого подозревать, ни обижать, но напоминаем вам, люди, по собственному мнению, довольно умеренные и трезвые, что сказанное предостережение первоначально дал Господь избранным ученикам Своим. Наставление которое Петру, Иакову, Иоанну, Андрею, не обидно было слышать, не может быть для кого-нибудь из нас ни оскорбительным, ни излишним.

То ли одно ест объядение когда тело не вмещает пищи? То ли одно пиянство, когда ум потоплен в вине, и отягченной головы не может носить тело? Если, в чем не трудно удостовериться, настоящее назначение пищи и пития есть поддержание и возобновление телесного состава, который неприметным образом непрестанно снедает тление, а вкус пище и приятность питию даны, как средства для сей цели: то каждый кусок пищи, сверх утоления глада, снедаемый для вкуса, есть доля объядения, каждый глоток пития, после угашения жажды и после ободрения сил, употребляемый для приятности, принадлежит к чаше пиянства.

Что же суть наши столы, на которых трудно перечесть различные роды пищи, трудно угадать их состав, трудно упомнить названия различных родов пития? Не хитросплетенные ли сети, которые мы расставляем друг другу, чтобы уловить в объядение, хотя иногда тонкое, и в пиянство, хотя по-видимому трезвое? И не приметишь, как перейдешь от ядения к объядению, как простое употребление пития превратится в пиянство. Надобно прилежно смотреть за собою. Внемлите себе.

Сколько различных искусств, веществ, орудий употребляет разумный человек, для того, чтобы наполнить малое и несмысленное чрево! Как унижается разум, когда истощается в изобретениях, чтобы дань, ежедневно требуемая чревом, как неумолимым владыкою, была ему приносима, как можно в большем изяществе, и была им приемлема, как можно в большем количестве! И как ругается над сим раболепствующим разумом чрево, концом всех его забот об изяществе полагая нечистоту и смрад?

Восклонись, несчастный поклонник чрева, и если ты не можешь вдруг выше себя вознести твоих очей, стань прямо перед зеркалом и посмотри, не написан ли на самом тебе закон против раболепства чреву? Не видишь ли, что выше чрева твоего есть грудь, в которой живет сердце, желающее добра, чувствующее любовь? что над нею еще возвышается глава, в которой царствует ум, созерцающий истину, разум мыслящий о вероятностях, что под тою и другою, как бы под небом и землею ад, низвержено темное чрево, не умеющее ни мыслить, ни желать? Много ли нужно проницания, чтобы приметить, что оно не владычествовать должно над высшими областями, но быть в служении, в порабощении, в презрении? Если, напротив, ты стараешься более и более угождать чреву в том, чего оно слепо требует, для него желаешь, для него вымышляешь: то берегись, чтобы оно не сделалось у тебя сильнее и выше головы, и своею безобразною тяжестию не стало стеснять и подавлять благороднейших действий ума и сердца. Внемлите себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством.

Под именем сердца Господь разумеет вообще внутренность человека, что можно видеть из Его собственного другого изречения, в котором Он сии слова соединяет, изъясняя одно другим: извнутрь бо, глаголет, от сердца человека помышления злые исходят. Итак, под именем сердца, как внутренности вообще, в изречении Господнем разуметь должно духовные силы человека с их действиями и совершенствами, в особенности разум, силу хотеть и способность познавать. Смотрите, на что наконец может обрушиться подавляющая тяжесть пресыщенного чрева. Внемлите себе, да не когда отягчают сердца, ваша.

Мы не примечаем, — скажут, может быть, — чтобы люди менее других воздержные в пище и питии, менее потому пользовались способностию разума и силою воли. Не спорю, что некоторые из них даже лучше других пользуются способностию разума, чтобы понимать и изобретать тонкости удовольствий для чувств и воображения, и сильнее других влекутся к оным желаниями. Дух таких людей носится как пар над теплыми явствами, или немного выше. Но когда надобно вознести мысль и сердце горе, выше сих видимых небес, которые хотя и тонки, но суть телесны и потому еще ниже области свойственной духу чистому? когда надобно устремить желание к Богу? тогда оказывается, что пресыщением отягченное чрево, как гиря висит под крылами духа, и тянет его к земле, так что при всех усилиях. он более бьется о землю, нежели возлетает к небу. Животные многопищные и тучные не могут бегать так скоро, как малопищный елень: подобно сему чревоугодник не может быть так деятелен и благопоспешен в подвигах, как воздержный.

Вы знаете, что человек пал: но как? Не отягченное ли запрещенным плодом чрево низринуло его из блаженного рая на несчастную землю? Отягчай оное более, и оно низвлечет тебя с земли в глубину ада. Подлинно, что ниспровергнуло Содому столь ужасным образом? — Гордость, ответствует Пророк, в сытости хлеба, и в изобилии вина? и сластолюбствоваша та, и дщери ея: сие бяше ей и дщерем ея (Иез. 16, 49).

Подобным, но еще более ужасным, бедствием угрожает Господь чревоугодникам. Найдет говорит, на вы внезапу день той. Какой день? — День, которого только малый образ, только предвещание показано было в грозный день Содомы, — день, который угрожает не одному, или нескольким роскошным и сладострастным городам, но целой вселенной, который заставит издыхать человеков от страха и чаяния грядущих на вселенную, в который придет Господь во тьмах святых Ангел Своих, сотворить суд о всех делах нечестия их, имиже нечествоваша (Иуд. 14, 15). Господь неоднократно внушает нам, что сей страшный день особенно нечаянно постигнет тех, которые преданы невоздержанию, роскоши, попечениям о выгодностях и приятностях жизни. Якоже бо, говорит, беху во дни прежде потопа, ядуще и пиюще, женящеся и посягающе, до негоже дне вниде Ное в ковчег? и не уведеща, дондеже прииде вода и взят вся: тако будет и пришествие Сына человеческаго (Мф. 24, 38, 39). И еще говорит: якоже бысть во дни Лотовы: ядяху, пияху, куповаху, продаяху, саждаху, здаху? в оньже день изыде Лот от Содомлян, одожди камен горящь и огнь с небесе, и погуби вся: по томуже будет и в день, в оньже Сын человеческий явится (Лк. 17, 28, 30).

Поистине, людям, которых гортань отверзается не для того, чтобы воспевать славу Божию, или изрекать пред Богом желания сердца, но для того, чтобы подобно гробу, поглощать и обращать в тление все, что лучшего живет и растет на земле? которые проводят половину жизни в труде обременять свое чрево, а другую в труде влачить сие бремя, у которых вино волнует кровь и отуманивают голову: где им помышлять о делах небесных, прозирать в сокровенные судьбы Божии, вникать в словеса пророческие, примечать знамения времен, стоять на страже в ожидании грядущего царствия Божия, которое совсем не по них, поелику оно не есть брашно и питие?

Но вот что еще особенно страшно: сия преобладающая роскошь, сие не помнящее Бога и себя невоздержание, не только могут быть внезапно постигнуты судом и поражены правосудием Божиим, но и составляют, по словам Господним, одно из предваряющих обстоятельств, и как бы преддверие его страшного суда. Отягчают сердца ваша объядением и пиянством, и найдет на вы внезапно день. Что же должны мы подумать, когда видим, что и богатый и бедный, дома, в корчемнице, рано и поздно, наперерыв работают чреву, что чрево поглощает обширные стяжания и наследия? что люди, которые с трудом приобретают насущный хлеб, необильные плоды своего труда и пота истощают на излишества и невоздержание, грубое или утонченное, на прихоти не требуемые и не знаемые природою? что провозглашение праздника, даже предварение о посте, сии, по намерению Церкви, орудия к возвышению благоговения, превращаются в орудия к усилению роскоши, подобно священным сосудам, употребленным для украшения Вавилонского пиршества? — О как опасно, да не найдет на ны внезапу день той!

Попечемся, братия, как бы нам ясти и пити во славу Божию, а не во вред себе и в оскорбление Подателю Благ Богу. Уступите гладу и жажде, но не вооружайтесь против воздержания и поста. Пусть хлеб насущный укрепляет сердце человека? пусть вино в меру возвеселит сердце печального, или ободрит немощного? ядите, — скажем, если угодно, и сие с Неемиею и Ездрою, — ядите тучная и пийте сладкая, но в знамение того, яко свят есть день Господеви нашему (Неем. 8, 10), а не безвременно и без меры, по образу тех, ихже бог — чрево. Во всякое же время внемлите слову Господню и внемлите себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством, и найдет на вы внезапу день суда, но да будут сердца наши светильниками мудрых дев, полными елея благодати, горящими любовию, светлыми верою, да будут готовы сретить Судию, яко жениха, и праздновать с Ним в небесном чертоге Его во веки! Аминь.

Оригинал на сайте Библиотека святоотеческой литературы