|
|
Начало:
Тексты, справочники и документы
|
1907-1908, 1909, 1910, 1911, 1912, Нач. 1913 и др. беседы
Слово на Новый год 1 января 1913 г. (после литургии)
Приветствую вас всех, здесь собравшихся, с Новолетием. Поздравляю вас с радостями, которые Господь да пошлет вам в наступающем году. Поздравляю вас и со скорбями, которые неизбежно посетят вас и в этом году: может быть, сегодня, может быть, завтра или в скором времени. Впрочем, не смущайтесь и не бойтесь скорбен. Скорби и радости тесно соединены друг с другом. Вам это кажется странным, но вспомните слова Спасителя: "Жена, егда раждает, скорбь имат, яко прииде год ея: егда же родит отроча, ктому не помнит скорби за радость, яко родися человек в мир" (Ин.16:21). День сменяет ночь, и ночь сменяет день, ненастная погода - ведро; так и скорбь, и радость сменяют одна другую.
Апостол Павел произнес грозное слово на тех, которые не терпят от Бога никакого наказания: если вы останетесь без наказания, вы - незаконные дети. Не надо унывать, пусть унывают те, которые не веруют в Бога; для тех, конечно, скорбь тяжела, так как, кроме земных удовольствий, они ничего не имеют. Но людям верующим не должно унывать: скорбями они получают, право на сыновство, без которого нельзя войти в Царство Небесное.
"Отроцы благочестию совоспитани, злочестиваго веления небрегше, огненнаго прещения не убояшася, но, посреде пламене стояще, пояху; отцев Боже, благословен еси". (Ирмос Рождества Христова, глас 1, песнь 7.)
Скорби и есть огненное прещение, или испытание, но не надо их бояться, а, как преподобные отроки, воспевать Бога в скорбях, веруя, что они посылаются Богом для нашего спасения.
Да спасет же всех нас Господь и введет в Царство Незаходимого Света! Аминь.
6 января 1913 г. (Крещение Господне)
Сегодня, подписывая книгу одной моей духовной дочери под заглавием "Невидимая брань" и выставляя дату - 6 января, я вспомнил, что это как раз день смерти епископа Феофана, который перевел эту книгу с греческого языка на русский. Епископ Феофан перевел ее не то что дословно, но даже передал и дух этой книги, подобно Жуковскому, который, переводя Шиллера, так проникался духом поэта, что перевод трудно было отличить от оригинала.
Сегодня не удалось мне служить. Простудился во время исповеди в пятницу. Исповедников было человек тридцать, исповедь продолжалась довольно долго. Стоял я у окна и чувствовал, что холод меня пронизывал, но прекратить исповедь или перенести на другой день счел неудобным, вот и расхворался так, что и на Крещение не мог служить.
Был у нас в Оптиной пустыни великий старец отец Макарий. Он вел однажды беседу с одним посетителем и тоже, сидя у окна, простудился. Чувствовал, что сильно дует, но оставить беседу неоконченной не захотел. От этой простуды отец Макарий потом всю жизнь страдал, так и умер от этой болезни.
Уже говорил я вам и опять повторяю, что вы совершили подвиг, приехав на праздники в нашу тихую обитель на свои маленькие средства, добытые честным, а часто и очень тяжелым трудом. Думаю, что отдохнули вы здесь душой. Причастились Тела и Крови Христовых и утешение от Господа получили по мере восприятия каждой - одна больше, другая меньше, но все же, думается, все получили. Может, и телом вы отдохнули здесь, хотя и терпели некоторые неудобства. Гостиница у нас маленькая, позволяет жить всего три-четыре дня. Приходилось снимать помещение у крестьян, которые, конечно, не могут предоставить многих удобств. Да вознаградит вас за все Господь! Теперь опять возвращаетесь вы к своим занятиям, снова начнется для вас трудовая жизнь, может быть, полная скорбей. Что делать? Скорби неизбежны, хотя и хотели бы мы миновать их. Жизнь представляется нам в виде белой полосы, на ней черные точки - скорби, от них нам желательно поскорее отделаться, а на самом деле жизнь есть черная полоса, и на ней рассеяны белые точки - утешения. "…В мире скорбни будете, - сказал Христос, - но дерзайте, яко Аз победих мир" (Ин.16:33). А где найти утешение в скорбях, которые обступают нас со всех сторон? Необходимо углубиться в себя, в свой внутренний мир, так как в нем таится источник утешения.
Именитые для отдыха уезжают за границу, под южное небо Сицилии, а мы углубляемся в свое сердце, в коем заключен целый чудный мир, может быть, многим неизвестный. Но как войти в него? Единственный ключ - Иисусова молитва, которая открывает нам дверь в этот мир. Но, чтобы углубиться во внутренний мир, необходимо уединение. Некоторые святые бежали для этого в глубочайшие пустыни и оставляли всех и вся, чтобы только упражняться в Иисусовой молитве. Известный подвижник Лука Элладский бежал в пустыню для усовершенствования в молитве, так как постоянные толпы народа, приходившего за советом и утешением, мешали ему сосредоточиться. Поступил он подобно Арсению Великому, который был научен Самим Господом: "Бегай людей и спасешься".
Возникает вопрос: правомочно ли поступил Лука, оставив народные массы ради спасения своей собственной души? Вполне! Ученые, чтобы издать какой-нибудь научный труд, удаляются от общества и углубляются в свою работу. Ученик, готовясь к экзамену, уходит в отдельную комнату, а если нет таковой, то часто, закрыв уши, чтобы не слышать чего-либо постороннего, зубрит свои предметы. Не тем ли более святой для приготовления себя к Вечной Жизни имеет право на уединение? И удаляется он от людей не по ненависти к ним, не в силу своего эгоизма - но и там, в пустыне, служит тому же миру молитвой о нас Господу.
Одному схимнику однажды явилась Матерь Божия и спросила:
- Кто ты такой?
- Я - грешнейший и недостойнейший раб Твой, - ответил он.
- Но каково твое звание?
- Я - схимник.
- А что значит - схимник?
Старец затруднился ответить. Тогда Сама Владычица Матерь Божия объяснила ему:
- Схимник есть молитвенник за весь мир.
Святые, удаляясь от всех людей, не перестают любить их и молитвами своими отвращают от грешных гнев Божий. Один известный писатель, Вальтер Скотт, говорил, что если бы ему предложили на выбор жизнь, полную довольства и богатства, но лишили бы его возможности остаться наедине с самим собою, или одиночную тюрьму, то он выбрал бы последнее.
Вот собрались мы с вами в моей скромной келлии для духовной беседы. Окружают нас стены, над нами потолок, за ним крыша, а там - небо, на небе - мир ангельский. В эту минуту смотрят на нас Ангелы, видят наше сердце, знают наши помышления и помогают нам. Особенно близок к нам Ангел-хранитель, который постоянно молится за нас и стремится наставить нас на все благое, защитить от всякого зла. А потому каждый из нас обязан молиться своему Ангелу-хранителю и утром, и вечером: "Святый Ангеле Божий, хранителю мой, моли Бога о мне, грешной". Также ежедневно нужно призывать и ту святую, имя которой носишь.
Смотрит на нас теперь и мир злых духов и уже кует оковы, желая разрушить слова грешного Варсонофия, но не бойтесь! Господь спасет нас от их злой силы. Читайте Священное Писание, Евангелие, Послания, а также Жития святых. Великое значение имеет это чтение, но вот что грустно: Жития святых печатаются, может быть, некоторыми приобретаются, но большинство их не читает. А между тем какую пользу можно извлечь из этого чтения! В нем найдем мы ответы на многие наши вопросы, святые научат нас, как выйти из затруднительного положения, как устоять, когда мрак со всех сторон окутывает душу, так что кажется, будто и Бог оставил нас.
Посещайте храм Божий, особенно в скорби: хорошо встать в каком-нибудь темном уголке, помолиться и поплакать от души. И утешит Господь, непременно утешит. И скажешь: "Господи, а я-то думал, что и выхода нет из моего тяжкого положения, но Ты, Господи, помог мне!"
Тесен и прискорбен путь, вводящий в Жизнь Вечную. Мы идем как бы по лезвию ножа, а по сторонам простирается пропасть. Страшно ввергнуться в нее! "Блюдите убо, - говорит Апостол, - како опасно ходите…" (Еф.5:15). После этой земной жизни нам предстоит экзамен, решающий нашу участь на всю вечность: переэкзаменовок не будет. Науки земные не помогут нам выдержать этот экзамен.
Некоторые ученые, зная множество наук, совершенно не знают своей души и понятия не имеют о жизни духовной. Явится такой на этот великий экзамен, и спросят его: "Сотворил ли ты заповеди Христовы, а если не сотворил, то каялся ли в том? Веровал ли в Господа Иисуса Христа, Единородного Сына Божия?". И этот ученый, прославленный на земле, оказывается на таком экзамене дурак дураком. Он не только не исполнял заповеди, но даже и не веровал в Бога. Какова же участь его? В Чертог Небесного Царя его не пустят, и будет он отринут во мрак преисподней. Ведь неверы хуже бесов. Те ненавидят Бога и трепещут, а неверы даже отрицают Его существование. Какое же утешение они могут иметь в загробной жизни? Земная ученость без веры в Царство Небесное не ведет, не вводит туда и искусство. Поэты и художники испытывают высокое эстетическое наслаждение, но это только душевное чувство, оно не способно переродить душу. В своем стихотворении "Пророк" жизнь до духовного возрождения Пушкин называет "мрачной пустыней".
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился.
Поэты и художники, которые удовлетворялись только восторгами, полученными от искусства, подобны людям, дошедшим до портика царского дворца, но не вошедшим внутрь чертога, хотя им и предлагали.
Но как же спастись? Как войти в Чертог Царя Небесного? Есть лестница туда и из монастыря, и из мира. Можно спастись и в богатстве, и в бедности. Сама по себе бедность не спасет. Можно обладать миллионами, но сердце иметь у Бога и спастись. Вот, например, Филарет Милостивый: он имел огромное богатство, но этим богатством приобрел себе Царство, помогая бедным и бездомным. Авраам тоже был богат, его богатство по тогдашнему времени заключалось в огромных стадах, но это не помешало ему спастись. А можно и в бедности погибнуть, привязавшись к деньгам. Стоял, например, один нищий на паперти, терпел и голод и холод - лишь бы накопить денег. Накопил рублей 40-50 и умер. И пошла его душа в ад, так как привязана была к деньгам, а не к Богу.
Спасающихся в монастырях часто упрекают в эгоизме: надо же, говорят, такой-то поступил в монастырь! Он делал в миру то-то и то-то, так много приносил пользы и вдруг все бросил. Это - грех! Не смущайтесь подобными речами. Если Господь призывает человека на служение Себе в иноческом чине, то надо все бросить и последовать призыву Божию. Впрочем, и в миру спасаются, но с большим трудом. В Житиях святых рассказывается про двух женщин, двух сестер, из которых одна пошла в монастырь, а другая вышла замуж, и обе они спаслись. Правда, та, которая пошла в монастырь, получила высшую награду от Господа, но спасение получили обе. Как же спастись в миру, когда там так много соблазнов? Апостол говорит: "Не любите мира, ни яже в мире…" (1Ин.2:15). Впрочем, здесь надо оговориться. Под словом "мир" подразумевается не Вселенная, а низменное, пошлое, греховное. Можно жить в миру и вне мира.
* * *
Когда Бог хотел дать людям закон, Он поставил между собой и людьми праведного Моисея. И Моисей, чтобы беседовать с Богом, поднялся на гору Синай. Не с народом, а оставив его у подошвы горы, поднялся Моисей вверх один. Зачем он это сделал? Почему бы ему не беседовать с Богом, оставаясь среди народа? Думаю, потому, что народ мешал ему сосредоточиться. Где народ, там суета, а суета заглушает голос души человеческой. Трудно быть с Богом, оставаясь среди людей, и мы, по примеру праведного Моисея, удалимся от суеты и молвы людской, пойдем на Синай.
Хорошо там! Хорошо быть с Господом! А на Фаворе с Христом Спасителем, пожалуй, еще лучше. Так хорошо там было, что Апостолу Петру захотелось остаться там навсегда. …Господи, добро есть нам зде быти… сотворим зде три сени… (Мф.17:4). Хорошо на Фаворе, и идут туда многие, многие люди. Кто до половины горы добрался в этой жизни, кто немного поднялся, а кого смерть застала в начале подъема. И все они Божии. Есть и такие, что тянутся к Фавору, хотят начать восходить, да так у них выходит, что сделают они шаг вперед да два назад. И не хватает у них силы идти вперед. Но и этих спасает Господь. Силен Он покрыть немощь стремящихся к Нему людей. Силен Он их перенести и не на два шага вперед, а довести до вершины горы. Только бы двигаться, а не стоять на месте, как рассерженные гуси. Бывает, что эти птицы, что-то гогоча, топчутся на одном месте, не сходя с него. Так и некоторые люди. И среди них многие писатели. Пушкин, например. Бывали у него минуты просветления, рвался он к Небу, и фантазия несколько приподнимала его над толпой, но привычка потакания своим страстям притягивала его к земле. Как орел с перебитыми крыльями, рвался он к Небу, но полз по земле.
Страшно так жить! Нужно идти на Фавор! Но помнить надо, что путь на Фавор один: через Голгофу - другой дороги нет. Устремляясь к жизни с Богом, надо приготовиться ко многим скорбям. Аминь.
* * *
Для тех, кто побывал на прежних беседах, будет новостью то, что я сейчас скажу: у художников в душе есть некая жилка аскетизма. Чем выше художник, тем ярче горит в нем огонек религиозного мистицизма. Пушкин был аскет в душе и стремился в монастырь, что и выразил в своем стихотворении "К жене". Той обителью, куда стремился он, был Псково-Печерский монастырь. Совсем созрела в нем мысль уйти туда, оставив жену в миру для детей, но сатана не дремал и не дал осуществиться этому замыслу.
Замечу, вообще, что стоит кому-нибудь принять твердое решение уйти в монастырь, как сатана строит против него всякие козни. Отсюда видно, что монашество для сатаны вещь весьма неприятная. Конечно, про нас, монахов последних времен, нельзя сказать, чтобы мы вели особенно деятельную борьбу с врагом, - какие уж монахи! Но все же боремся, как можем. А в миру эта борьба давно забыта, сатана диктует законы миру, и мир слепо идет за ним. Не подумайте, что, говоря так, я зову вас в монастырь. Нет! Я только хочу сказать, что и живя в миру, не нужно забывать Бога, не нужно терять общения с Ним, а пока не порвана связь, не разрушено богообщение - жива душа человека, хотя бы и впал он в грехи…
Когда же связь обрывается, душа умирает. Казалось бы, тут противоречие: душа бессмертна, а я говорю о ее смерти. Поясню примером. Приезжает ко мне девушка, лет девятнадцати. Лета еще как будто не старые, а говорит, что жизнь потеряла для нее смысл, так как умер человек, которого она любила всем существом своим. Он умер, а она осталась совсем одна.
- В Бога-то веру не потеряли?
- Нет, в Бога я верю… Но поймите, умер тот, кого я любила больше всего на свете…
В разговоре выясняется, что "умер" надо понимать не буквально, что этот человек жив, но он изменил ей, надсмеявшись над любовью, бросил ее. Для этой девушки он действительно умер, хотя, может быть, они и на улице встречаются, и видит она его.
Так и душа может умереть для Бога, потому что, когда нарушается богообщение, тогда душа перестает существовать для Бога. Но и такую, умершую, душу Бог силен воскресить и спасти.
Была здесь у меня и другая девушка. Она из купеческой семьи, обладающей колоссальными средствами. Враг, когда хочет погубить душу, начинает с того, что выкрадывает у нее веру в Бога, чтобы пресечь общение с Ним, тогда она оказывается целиком в его руках. И на эту девушку устремил он свои стрелы. Орудием его оказался один человек, молодой по летам, но опытный по развращенности и порокам. И этого человека она полюбила, а он начал с того, что украл у нее веру в Бога. Ведь это так легко: "Кто все это видел? Как можно этому верить? Все это суеверные бредни…".
Договорился до того, что вера стала в ее глазах всего лишь пустым предрассудком невежественных людей. А дальше… дальше он заставил уверовать в законность свободной любви и развратил ее совершенно, а потом и бросил. Она дошла до такого состояния, что чуть не покончила с собой. Но Бог способен спасти и такую душу - и Он спас ее, так как в душе ее всегда тлела искра стремления к Небу, к какому-то ею самой не осознанному идеалу.
Художница в душе, она очень любила музыку, особенно минорную, и звуки ее навевали ей мысль о Боге. Ее развратитель этого не любил и часто насильно захлопывал крышку рояля, протестуя против этих, как он выражался, "телячьих нежностей". Ему - бурсаку по происхождению - больше была присуща грубость. Именно эта грубость вместе с врожденной тоской и стремлением к Богу, которое жило в душе девушки, и выручили ее - теперь она спасена. Приехала она сюда, обновилась душой, а теперь вышла замуж за хорошего человека.
Вот этой-то искоркой стремления к богообщению и надо дорожить, не давая окружающему мраку погасить ее. Опять повторяю: лучшие наши писатели стремились к Богу, хотя теперь как-то забыли об этом, и студенчество сейчас ничего не читает, а о Шекспире и Пушкине и понятия не имеют. А эти писатели могли поднять их от будничной, серой, обыденной жизни и привести к Богу. Впрочем, надо сказать, что такое чтение хотя и может довести до мыслей о Небе, но ведет оно все-таки окольными путями. Лучше же избрать прямую дорогу, которая открыта перед нами, лучше читать творения святых отцов Церкви, Жития святых. Аминь.
* * *
Вчера беседа наша вышла какой-то незаконченной. Мне пришлось ее прервать, так как среди некоторых стало замечаться утомление, появились вновь прибывшие, уставшие с дороги.
Кто сидит в гоголевском кресле? М.А.? Я потому спросил, что с Гоголя я хочу начать сегодня речь. Его называли помешанным… За что? За тот духовный перелом, который в нем произошел и после которого Гоголь твердо пошел по пути богослужения. Как же это случилось?
В душе Гоголя, насколько мы можем судить по сохранившимся письмам, а еще больше по рассказам о нем, всегда жила неудовлетворенность жизнью, ему хотелось лучшей жизни, а найти ее он не мог. "Бедному сыну пустыни снился сон…" - так начинается одна из его статей. И сам он, и все человечество представлялось ему в образе этого бедного сына пустыни. Это состояние человечества изображено в Псалтири. Там народ Божий, алча и испытывая жажду, блуждал по пустыне, ища града обительного, и не находил его. Так и все мы алчем и жаждем этого града обительного и, ища его, тоже блуждаем в пустыне. Это состояние духа знакомо и Лермонтову. В одном из своих стихотворений он жаловался, что не может найти твердый утес, чтобы опереться на него и твердо знать, что ему любить и петь. Но Лермонтов так и не нашел града обительного, то есть Царства Небесного, и кончил плохо. Иной была судьба Гоголя. Мы знаем из его жизнеописания, что он удостоился мирной христианской кончины. Как же он достиг этого? Был в Москве один дом, где собирался весь цвет, все сливки, так сказать, общества того времени, но не аристократического общества, а интеллигенции. Это был дом Погодина. Речи там велись чаще всего на тему о богоугождении. В те времена интересы интеллигентного общества были несколько иные, чем теперь. Безбожников почти не было, были сомневающиеся, и много говорили о Боге и Царстве Небесном. Случалось и Гоголю быть у Погодина. Со свойственной ему экзальтацией Гоголь много говорил о своих исканиях, о том, что жить так, как он живет, невозможно, а как надо жить, он не знает.
- Читайте Евангелие.
- Читал, оно-то и сказало мне, что так жить нельзя, но как перестроить жизнь, как сделать ее святой - не знаю.
- Однако было много людей, угодивших Богу, читайте Жития святых, особенно Жития преподобных (преподобный - это человек, исполнивший заповеди). Будите убо вы совершенни, якоже Отец ваш Небесный совершен есть (Мф.5:48). Преподобные очистили душу и освятили ее так, что она по всем свойствам стала подобна Богу. Понятие о подобии предметов мы встречаем в математике. Один треугольник маленький, другой - большой, но по свойствам своим этот маленький совсем похож, или подобен большому, подобен, но не равен. И в природе мы часто сталкиваемся с подобием предметов. Люди, по свойствам души своей уподобившиеся Богу, называются преподобными. Раньше их жизнеописаниями интересовались, теперь эти книги основательно забыты, к великому нашему несчастью.
- Читал и Жития и вот на что наткнулся: много было святых, все они устремлялись к Богу, но шли к Нему разными путями. Представьте себе круг: к середине его, к центру, сходится множество радиусов, идут все они к одной цели, но с разных сторон - сверху, снизу, справа, слева. Центр - Христос, радиусы - люди, святые, идущие к Нему разными путями. Один спасался путем смирения, другой - терпения, третий - рассуждения, и все они разными путями пришли к Богу. И я хочу идти к Богу, но пути к Нему найти не могу и …человека не имам (Ин.5:7).
Гоголь здесь разумел евангельское сказание о расслабленном при Силоамской купели. Вспомните это сказание. При купели собралось много больных, жаждущих исцеления. По временам сходит Ангел Господень и возмущает воду, и тот больной, который после этого первым погрузится в воду, получает исцеление. Лежит при купели расслабленный, долгие годы ждет он исцеления и не получает. Отчего? Человека не имам - не имеет человека, который бы его спустил в целительную воду. Так и лежит расслабленный, а Бог смотрит на него.
Под тем расслабленным можно разуметь все больное, расслабленное человечество, бедное, зараженное первородным грехом и ждущее исцеления. Томилось человечество, а Бог смотрел на него.
Конечно, Своей всемогущей силой Он в одно мгновение мог возродить человечество, сделать его из грешного святым. Силен был это сделать Господь, но не допустила того Правда Божия. Нельзя было дать повод сатане упрекнуть Бога в несправедливости. Для спасения человечества нужен был человек же. Долгие годы люди ждали Этого Человека и томились, подобно расслабленному при Силоамской купели. И пришел Человек, и искупил человечество, очистив его от первородного греха.
Ну а теперь мы опять заблудились, опять ждем человека, который бы подвел нас к источникам воды живой. Так томился и Гоголь и высказал свое томление у Погодина.
- Теперь-то я понял, что вам надобно, - сказал хозяин, - человека вам надобно, так ли?
- Поняли? Только теперь поняли? Не можете ли вы помочь мне? Можете ли указать такого человека?
- Да! Такой человек есть.
- Где же искать его?
- Надо ехать в один монастырь…
При этих словах Гоголь сразу нахохлился:
- В монастырь? Да что можно услышать в монастыре? Бывал я в Италии у католических монахов, не дали они мне удовлетворения.
- И все-таки я повторяю: съездите в этот монастырь.
- Ну хорошо, в какой же?
- Он называется Оптина пустынь и находится в Калужской губернии. Это не так далеко от Москвы. Вы человек холостой, семьи у вас нет (известно, что Гоголь не был женат), и при выдаваемой вам по приказанию Государя пятитысячной пенсии эта поездка будет вам по силам. В Оптиной есть один старец, иеросхимонах Макарий, вот с ним-то вы и поговорите. Это и есть тот человек, которого вы ищете.
- Макарий? Что-то я никогда этого имени не слышал.
- Вот то-то и грех, что вы не знаете этого человека. Мало ли лиц вы видели, мало ли представителей искусства и науки встречали, сколькими художественными произведениями любовались…
- Да, я был в Риме, был в Дрездене по совету своих знакомых и что за чудные минуты пережил, рассматривая произведения старинных мастеров… Стоял перед "Мадонной" Рафаэля, да мало ли еще пришлось видеть произведений искусства…
- Вот видите, многое пришлось вам видеть, а гения искусства из искусств - жизни по Богу - старца отца Макария не знаете!
- Хорошо, послушаюсь вас, поеду, положившись на вашу ученость и доверяя вашей искренности.
И поехал, и прибыл в Оптину.
А недавно другой гениальный писатель, Толстой, тоже приезжал сюда, подходил к этой моей двери и к дверям другого старца, Иосифа, и ушел. Отчего? Что помешало ему войти в эту или другую дверь? Не гордыня ли его? Что может сказать какой-то старец? Кому? Льву Толстому, перед которым преклонялся весь мир… О чем ему говорить с этими старцами? Не мог он сломить своей гордыни - и ушел. Конечно, это только предположение, но кто знает? Не близко ли оно к истине? Ушел куда? В вечность. В какую? Страшно казать! И все это произошло почти на моих глазах…
Иначе было с Гоголем. Есть предание, что старец отец Макарий предчувствовал приход Гоголя. Говорят, он был в это время в своей келлии, и, кто знает, не в этой ли самой? Отец Макарий быстро ходил взад и вперед по келлии и говорил бывшему с ним иноку:
- Волнуется что-то сердце у меня, точно что-то необыкновенное должно совершиться, точно ждет оно кого-то…
В это время доложили, что пришел Николай Васильевич Гоголь.
В Евангелии рассказывается, что когда к Иисусу Христу пришли эллины, Он возрадовался духом и произнес: "…Ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем" (Ин.13:31). Так, вероятно, и старец Макарий предчувствовал великое прославление, но не себя, а Николая Васильевича Гоголя.
- Проси.
И вот Гоголь у старца. Начинается беседа. Без свидетелей происходила она, никем не записана, но во время ее невидимо присутствовал Бог, и Божественная благодать преобразила душу Гоголя. Как бы я желал, да и вы, я думаю, тоже не отказались бы послушать эту замечательную беседу великого старца с великим писателем. Вероятно, она была весьма содержательна и представляла величайший интерес. Старец Макарий в высшей степени обладал даром властного слова, и речи его имели огромное влияние на душу слушателей. Выйдя от старца, Гоголь говорил:
- Да, мне сказали правду! Это единственный из всех известных мне людей, кто имеет власть и силу повести на источник воды живой.
И Гоголь переродился. Он сам говорил: "Вошел я к старцу одним, а вышел другим".
Гоголь хотел изобразить русскую жизнь во всей ее разнообразной полноте. С этой целью он начал свою поэму "Мертвые души" и написал уже первую часть. Мы знаем, в каком свете там отображена русская жизнь: Плюшкины, Собакевичи, Ноздревы, Чичиковы… Вся книга представляет собой душный и темный погреб пошлости и низменности интересов. Гоголь сам испугался того, что написал, но утешил себя тем, что это только накипь, только пена, снятая с воды житейского моря. Он надеялся, что во втором томе ему удастся нарисовать русского православного человека во всей его красоте, во всей чистоте. Как это сделать, Гоголь не знал. Приблизительно в это же время и произошло его знакомство с отцом Макарием.
С обновленной душой уехал Гоголь из Оптиной, но не оставил мысли написать второй том "Мертвых душ" и работал над ним. Но потом, чувствуя, что ему не по силам воплотить во всей полноте тот образ-идеал христианина, который жил в его душе, он разочаровался в своем произведении. Вот причина сожжения второго тома "Мертвых душ". Друзья и современники не поняли, что произошло с ним. Такой великий ум - Белинский - только обругал Гоголя. Белинский тоже плохо кончил. Вряд ли он спасен, так как был он неверующим, хотя умер не в полном разрыве с Церковью, как Толстой. А Гоголь умер истинным христианином. Есть предание, что незадолго перед смертью он говорил одному из своих близких друзей:
- Ах, как я много потерял, как ужасно много потерял!
- Что вы потеряли?
- То, что не стал монахом. Отчего отец Макарий не взял меня к себе в скит?
Неизвестно, заходил ли у Гоголя с отцом Макарием разговор о монашестве, предлагал ли ему старец поступить в монастырь. Очень возможно, что отец Макарий и не звал его, видя, что он не снесет трудностей нашей скитской жизни.
Монашество… Сколько раз у нас заходила речь о нем, и всегда я советую, если уж сами не идете в монастырь, то, по крайней мере, читайте описание жизни святых монахов и преподобных. Они нас могут многому научить.
Когда-то раньше я говорил вам о моем гимназическом товарище. Учился он прескверно. Как-то вижу, запустил он свои рученьки в волосы и углубился в чтение. Со свойственным мальчикам любопытством я стал заглядывать, что он читает. Запись с одной стороны, с другой - оглавления не видно.
- Что ты читаешь?
- А тебе что?
- Да интересно, редкое явление (а он никогда ничего не читал).
- Уйди!
Пришлось отойти. Позже смотрю, кончил он читать, отложил книгу и задумался. Я подошел.
- Что ты читал, скажи.
Он показал мне лист с заглавием. Оказалось, жизнеописания знаменитых ученых и художников.
- Интересно? - спрашиваю.
- Очень. И знаешь что? Я буду знаменитым ученым!
- Ну, брат, много захотел. Ты вот лучше уроки алгебры поаккуратнее делал бы, а то у тебя все двойки да единицы!
- Нет, это кончено! Буду ученым!
И что же? Начал хорошо учиться, закончил гимназию прекрасно, а потом, как я слышал, и был если не великим, то одним из известных наших ученых. Вот какое воздействие может оказать прочитанная книга: прочел и переменился. Так и на нас чтение Жития святых может подействовать благотворно. В Прологе рассказывается следующее. В пустыне жил один подвижник. К нему пришли представители языческой школы стоиков и начали спрашивать, что он делает в пустыне и в чем, по его мнению, заключается преимущество его жизни над жизнью людей из секты. "Ты постишься - постимся и мы, ты бодрствуешь - и мы не спим, ты нищ - и мы ничего не имеем. Но мы занимаемся наукой, мы изыскиваем новые пути для человеческой мысли, а ты что делаешь? Какую ты приносишь пользу человечеству?" - "Что я делаю? Ничего. Я охраняю свою душу от гибельных помыслов".
В Прологе не сказано, как отнеслись к этому ответу стоики, но старец в этих словах выразил всю сущность монашеского делания.
Охранять свою душу от помыслов - это трудное дело, значение которого даже непонятно людям мирским. Нередко говорят: "Да зачем охранять душу от помыслов? Ну, пришла мысль и ушла, что же бороться с ней?" Очень они ошибаются. Мысль не просто приходит и уходит. Иная мысль может погубить душу человека, иной помысл заставляет человека вовсе свернуть с определенного пути и пойти совсем в другом направлении.
Святые отцы говорят, что есть помыслы от Бога, помыслы от себя, то есть своего естества, и помыслы от бесов. Для того, чтобы различить, откуда приходят помыслы, внушаются ли они Богом или враждебной силой или происходят от естества, требуется великая мудрость.
Часто, принимая людей не на этой половине, а там, у мужчин [34], живущих больше умом, а не сердцем (женщина живет больше сердцем, чувством), я слышу, как жалуются на то, что мы переживаем теперь трудные времена, что теперь дана полная свобода всяким еретическим и безбожным учениям, что Церковь со всех сторон подвергается нападкам врага, и страшно за нее становится, что одолевают ее эти мутные волны неверия и ереси. Я всегда отвечаю:
- Не беспокойтесь! За Церковь не беспокойтесь. Она не погибнет, …врата ада не одолеют ее (Мф.16:18) до самого Страшного Суда. За нее не беспокойтесь, а вот за себя бояться надо.
И правда, наше время очень трудное. Отчего? Да оттого, что теперь особенно легко отпасть от Христа, а тогда - погибель. Те, кто последовали за Христом, преподобные Его, те и воцарятся с Ним.
Но мы знаем других преподобных, уподобившихся не Христу, а врагу Его - сатане. Вероятно, и вы знаете этих преподобных если не по их произведениям, то хотя бы по именам: все эти Ницше, Ренаны и прочие развратители нравственности - знаете, какова их участь? Во всем уподобившись виновнику всякой мерзости, всякой нечистоты - диаволу, они по смерти попадают в его власть, по русской пословице: свой своему поневоле брат.
Послужившие же Христу воцарятся с Ним. Он им тоже "Свой". Теперь особенно легко отпасть от Христа и подпасть под власть темной силы. Идешь по улице и видишь: в витрине выставлена книга, трактующая ну хотя бы о Божественности Христа. Помысл говорит: зайди, купи книгу, прочти. Хорошо, если человек не поверил этому помыслу, если сообразил, что внушается ему эта мысль сатаной, что книга эта враждебна учению Святой Церкви. А другой, смотришь, зашел, купил книгу, прочел - да и повернул в другую сторону, отпал от Христа. Где начало его падения? В помысле лукавом. Да и Толстой не от помысла ли погиб? Ведь мог бы быть праведником. Известно, что иногда он спрашивал свою жену: "А что бы ты, Сонечка, сказала, если бы я вдруг поступил в монастырь?"
Неизвестно, что отвечала ему София Андреевна, да и Толстой говорил это, вероятно, полушутя. Помните, у Гоголя в "Старосветских помещиках" Афанасий Иванович любил пугать Пульхерию Ивановну и говорил ей, что вот возьмет, соберется да и пойдет с турками воевать. Пульхерия Ивановна отмахивалась от таких страшных слов мужа. Как относилась к речам Льва Николаевича София Андреевна, мы не знаем, но жизнь Льва Николаевича могла бы пойти совсем иначе, не послушайся он погибельного помысла. Появилась у него мысль, что Иисус Христос не Бог, и он поверил ей. Потом пришло в голову, что Евангелие написано неправильно, и этой мысли он поверил и перекроил по-своему Евангелие, отпал от Церкви, уходил все дальше и дальше от Бога и кончил плохо. Приходил он как-то сюда, был у батюшки отца Амвросия, вероятно, пришел под видом жаждущего спасения. Но отец Амвросий хорошо понял его, а Толстой заговорил с ним о своем евангелии. Когда Толстой ушел от батюшки, тот сказал про него только: "Горд он!" И поверьте, этим охарактеризовал он весь его душевный недуг. Толстой вернулся в гостиницу, а там жил известный в то время писатель Леонтьев. Они были между собой знакомы, и Толстой стал рассказывать ему о посещении скита. Тот, будучи человеком горячим, пришел в негодование и воскликнул:
- Как могли вы осмелиться, граф, говорить со старцем о вашем евангелии?
- А, так вы хотите донести на меня обер-прокурору? Ну что же, доносите! Посмотрим, что из этого выйдет.
Вот как Толстой его понял и в чем заподозрил! А мало ли других случаев, когда с помысла начинается гибель человеческой жизни. Вот, например, молодой человек любит девушку и начинает размышлять: "Мне она по душе, да и она, кажется, любит меня. Она рассчитывает выйти за меня замуж. Что же мне, жениться? Но тогда она мне будет в тягость. Я получаю такое-то содержание. Теперь оно идет на меня одного, а тогда, после женитьбы, придется делиться с нею. Я лучше обману ее, возьму от нее все, а ее брошу, как выжатый лимон". И если он еще усомнится в своем помысле, тут какой-нибудь советчик найдется, который скажет, что понятия о нравственности условны, церковные заповеди необязательны, что жизнь дана для наслаждения и надо брать от нее все, что она может дать. Жизнь - борьба за существование. Надо жить для наслаждения и шагать через слабейших, для своего удовольствия, не задумываясь о предстоящих страданиях жертвы. Вот и кончено. Удобная философия найдена, и человек бессовестно пользуется доверчивостью другого лица.
Английский философ Дарвин создал целую систему, по которой жизнь есть борьба за существование, борьба сильных со слабыми, где побежденные обрекаются на гибель, а победители торжествуют. Это уже начало звериной философии, и уверовавшие в нее люди не задумываются, как это - убить человека, оскорбить женщину, обокрасть близкого друга? Все воспринимается совершенно спокойно, с полным осознанием своего права на все эти преступления. И начало всего этого опять в помысле, которому поверили люди, в помысле, что нет ничего запретного, что Божественные заповеди необязательны, а церковные постановления стеснительны.
Нельзя доверяться этим помыслам. Надо раз и навсегда подчиниться требованиям Церкви, как бы ни были они стеснительны. Да они не так уж и трудны! Чего требует Церковь? Молись, когда надо - постись, это нужно исполнять. Про Свои заповеди Господь говорит, что они не тяжки. Какие же это заповеди? Блажени милостивии… (Мф.5:7). Ну это мы еще, пожалуй, исполним. Умягчится наше сердце - и мы окажем милость, поможем бедным людям. Блажени кротции… (Мф.5:5). Вот тут стоит высокая стена - наша раздражительность, которая мешает нам быть кроткими. Блажени есте, егда поносят вам… (Мф.5:11). Тут уж в нашем самолюбии и гордости почти непреодолимая преграда к исполнению этой заповеди. Милость мы окажем, пожалуй, даже справимся со своей раздражительностью, но снести поношения да еще добром заплатить за них - это вовсе невозможно. Это преграда, которая отделяет нас от Бога, ее мы и не стараемся преодолеть, а преодолеть надо. Где искать силы для этого? В молитве. Есть прекрасная книга, описывающая действие молитвы.
Происхождение этой книги таково. На старом Афоне жил один старец по имени Дезидерий. Когда там поднялись волнения и жизнь русских иноков стала слишком тяжела, им грозили выселением с Афона, тогда русские афонцы стали совещаться: что же делать? Голоса разделились. Некоторые предлагали обратиться к английской королеве с просьбой продать им земли в Австралии для устройства там новой обители. Но это предложение было отвергнуто, а остановились на другом - переселиться на Кавказ. Здесь император Александр II бесплатно пожертвовал участок земли, где и был основан Новый Афон. В числе других иноков, переселившихся сюда, был и отец Дезидерий. Но скоро шум общежития стал его тяготить, и он удалился в горы Кавказа для безмолвия, удалился не самочинно, а с благословения старцев. Здесь он проводил поистине равноангельскую жизнь. Чем он питался - трудно сказать. Был, кажется у него огород, значит, овощи и вода служили ему пищей и питьем. Здесь познал он истинное счастье в общении души с Богом, которого напрасно ищут люди, гоняясь за скоропреходящими радостями мира.
Отец Дезидерий имел одного ученика, с которым вел беседы о внутреннем делании, то есть об Иисусовой молитве. Когда отец Дезидерий умер, ученик похоронил его святое тело. Беседы эти он постепенно записывал. Когда к нему пришел третий афонец, отец Венедикт, то он увидел эти рукописи, и ему пришло в голову их издать. С этим предложением он приезжал к нам в скит.
Не имея средств, достаточных для этого предприятия, я направил его к Великой Княгине Елизавете Феодоровне, которая предоставила возможность издать эту прекрасную книгу. Несколько экземпляров есть у меня, и я могу дать кое-кому. Книгу надо прочитать несколько раз, чтобы вполне воспринять всю глубину ее содержания. Она должна доставить громадное наслаждение людям, имеющим склонность к созерцательной жизни.
Дай Бог, чтобы чтение это принесло вам не только высокое духовное наслаждение, но также помощь в деле спасения своей души. Аминь.
* * *
Есть предание, что Преображение Господа нашего Иисуса Христа знаменует для нас начало Жизни Вечной, а потому так важно причащаться Святых Тайн именно в этот праздник. Господь всех призывает к Себе, всем обещает жизнь, но вот грустное явление - не хотят идти. Не хотят к Господу и даже не чувствуют, что есть потребность духа, и, кроме удовлетворения прихотей тела, ни к чему не стремятся.
Апостолы, бывшие со Христом на Фаворе, исполнились великой радости, они даже позабыли себя. "…Господи, добро есть нам зде быти, - восклицает за всех Апостол Петр, - аще хощеши, сотворим зде три сени: Тебе едину, и Моисеови едину, и едину Илии" (Мф.17:4). А про себя-то и не говорит, не просит позволения устроить еще сень или кущу для трех Апостолов. Таково блаженство от созерцания славы Господней, блаженство, ни с чем не сравнимое.
Но, может быть, кто-нибудь захотел бы в этой жизни быть все время на Фаворе! Невозможно это. Один святой сказал: "Сначала побудь на Голгофе, а потом уже взойдешь на Фавор". Святитель Исаак Сирин говорит: "Сперва нужно потерпеть досаду креста, а потом уже ощутить славу креста". Чтобы ощутить эту славу, чтобы духовно преобразиться, нужно очистить свое сердце от страстей. "Возбраняй уста свои от клеветы, - продолжает святитель, - храня сердце свое от страстей и очищая сердце свое от страстей, на всяк час зри Господа. Аще любишь чистоту, да не восклевещи на брата своего. Хощеши увидити Господа внутрь себя, ухищряй очистити сердце свое непрестанно памятию Бога".
Главное, что требуется от каждого человека, - это никого не осуждать. Кажется, просто, а начни исполнять - окажется трудно. Враг сильно нападает на человека и внушает ему помыслы осуждения. Господь говорит: "Прости", а враг внушает: "Отомсти обидчику. Он тебя поносит, и ты его поноси". Не нужно слушать врага, необходимо бороться с ним.
Все люди в этом отношении разделяются на три категории: плотские, борющиеся и совершенные. Люди плотские - это те, которые являются рабами страстей, страсти ими повелевают. Например, диавол внушает: "Убей такого-то, он тебе много сделал зла", и человек это совершает. Люди, отдающиеся во власть страстям, погибнут, если только не покаются, а если раскаются в своих грехах и начнут по силе бороться со страстями, то будут спасены. Примером может служить разбойник на кресте: он убивал, грабил, совершал всякие злодейства, но когда покаялся и воззвал: "…Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!" (Лк.23:42), - то был помилован.
Люди второй категории - это борющиеся со своими страстями: гневом, блудом, злобой, они стараются не подчиняться им. Например, чувствует такой человек злобу к кому-нибудь: так бы, кажется, и разорвал своего противника на части, но он не поддается страсти, не выражает своего раздражения, даже стремится сделать какое-либо добро ненавидимому - такой человек борется со страстью. И так во всем. Борющиеся будут спасены. Господь не попустит таким погибнуть.
Надеюсь, все мы относимся ко второй категории людей, боремся по силе со своими страстями. Конечно, иногда страсти побеждают, но иногда и мы побеждаем страсти, и эта борьба ведется всю жизнь. "Немощная Врачующий и оскудевающая Восполняющий" даст нам явиться победителями страстей.
Наконец, люди совершенные - это те, которые владычествуют над страстями. У них есть страсти, но они смогли взять над ними власть. Эти люди особенные, а нам, грешным, хорошо и среди борющихся со страстями, и за это, слава Господу, будем иметь надежду на спасение.
Надо бороться со страстями, а если они и победят, то будем каяться и исповедоваться во всех грехах своих. Вот на Страшном Суде уже не будет покаяния, не будет там ни Варсонофия, ни Гавриила, а только одна Правда Божия. Постараемся преобразиться духовно, для такого преображения и в монастырь идут.
Когда я поступал в монастырь, то думал, что там только и делают, что стоят с воздетыми горе руками и молятся, а оказалось иначе… Мало труда молитвенного, необходим еще труд, который в монастыре называется послушанием: один в саду, другой в огороде, тот в поварне, иной в квасоварне, некоторые занимаются сапожным или портняжным ремеслом. Это необходимо. Нужно терпеть и труд, и досаду от братии, чтобы действительно преобразиться.
Один студент из богатой семьи решил все оставить и посвятить себя Богу. Внес он большой вклад и поступил в число братии. Послали его на огород, и там в грязи и сырости пришлось ему работать. Враг, не терпящий такого смирения, начал вооружать против него братию, особенно из простецов.
- Ну зачем ты, болван, сюда пришел? - говорит ему однажды один из иноков.
- Хочу спасти свою душу.
- Еще бы! Хлеб монастырский жрать - вот для чего ты явился сюда.
- Прости, Христа ради, - ответил бывший студент и тем победил врага.
Инок, грубо отнесшийся к послушнику, потом раскаивался. А обиженный пошел к старцу и рассказал ему обо всем, прибавив: "Я не жалуюсь на него, но прошу святых молитв ваших, чтобы благодушно перенести всякое оскорбление".
В монастыре дают такие уроки, и ими приобретается смирение незаметным для монаха образом. А пройдет лет 20-30, и узнает инок - не назад он шел, а вперед. И, постепенно очищая свое сердце от страстей, сподобится он Царствия Небесного, которого да сподобит и нас всех Господь. Аминь.
… Вот еще странное явление: в настоящее время многие преклоняются перед нравственным учением Христа Спасителя и хотят исполнять Его законы, но отвергают Законодавца, то есть хотят создать христианство без Христа. Таков, например, Толстой и многие другие, ему подобные.
Некоторые говорят, что трудного? В Новом Завете все только любовь да любовь. Да, но это-то и составляет подвиг: любить всех, по Евангелию, совершенной любовью - это дело далеко не легкое и требует громадного труда и содействия благодати Божией. Заповеди Ветхого Завета легче заповедей Евангельских, их мог исполнять человек невоздержанный, но для Нового Завета это невозможно.
Таинства Православной Церкви имеют такую великую силу, что человек крещеный, будь он даже злодей, если покается, может начать новую жизнь, исполняя Евангельский закон во всей полноте. Господь требует от нас прежде всего веры: "…Без веры угодить Богу невозможно…" (Евр.11:6). Сколько бы кто ни делал добрых дел, но если он совершает их не во имя Христово, то они не имеют никакой цены. Поясним примером. Возьмем человека неверующего, но старающегося жить праведно и злодея, но не отвергающего Христа. Умер первый, и Господь отверг его: "Я тебя не знаю, ты не признавал Меня во время земной жизни, а Я отвергаю тебя в Жизни Вечной". Такова поистине судьба невера. Ну а злодей? Много совершил он всевозможных преступлений, но вот приблизился его смертный час: "Господи, Господи, что будет со мной, хуже меня нет ни одного человека в мире!" Зовет он священника, открывает ему свои прегрешения, которые действительно очень велики, тот накладывает епитрахиль, читает разрешительную молитву, и все грехи бывшего злодея потопляются в море милосердия Божия. А затем он сподобляется принятия Святых Тайн и отходит ко Господу оправданный, идет в рай.
У нас в Оптиной некоторое время жил инок Игнатий (Брянчанинов), впоследствии епископ. Батюшка отец Лев говорил, что из него может выйти Арсений Великий. Но Арсения не вышло, не выдержал он искуса. Отец Лев, желая приготовить из него подвижника, испытывал его смирение. Бывало, пойдет куда-нибудь, возьмет и молодого Брянчанинова с собой и велит ему ехать за кучера. Остановится где - оставит его в конюшне с лошадьми, как будто забудет про него. Потом скажет: "А у меня там дворянчик с лошадьми остался, нужно ему чайку предложить". Подобным испытаниям батюшка частенько подвергал его, и он не выдержал. Однажды Брянчанинов заболел и временно, как бы на поправку, перешел в Любенский монастырь, но оттуда не вернулся. Потом он стал епископом, но Арсением Великим не сделался. Монашеская жизнь требует полного самоотвержения: …отвергнись себя, и возьми крест свой… (Мф.16:24).
Царствие Небесное нельзя заслужить, махая тросточкой. Мы все ищем избежать скорбей, а Священное Писание говорит: "Егда не обрящеши скорбей, тогда убойся". В монастыре прежде всего необходимо смирение и терпение, надо быть готовым перенести всякое оскорбление.
О молитве Иисусовой
Молитва Иисусова имеет громадное значение в жизни христианина. Это кратчайший путь к достижению Царствия Небесного, хотя этот путь нелегкий, и, вступив на него, мы должны быть готовы к скорби. Правда, немалое значение имеют и другие молитвы, и человек, проходящий Иисусову молитву, слушает в церкви молитвословия и песнословия, совершает обязательные келейные правила. И все-таки именно Иисусова молитва скорее других приводит человека в покаянное настроение и показывает ему его немощи, следовательно, скорее приближает к Богу. Человек начинает чувствовать, что он величайший грешник, а это Богу только и нужно.
Враг всячески старается отклонить христианина от этой молитвы, ее он больше всего боится и ненавидит. Действительно, человека, всегда творящего эту молитву, сила Божия сохраняет невредимым от вражеских сетей. Когда же человек вполне проникается этой молитвой, то она отверзает ему райские врата, и хотя бы он на земле не получил особых даров и благодати, душа его будет дерзновенно вопиять: "Отверзите мне врата правды…" (Пс.117:19).
И вот враг внушает различные помыслы для смущения неразумных, говоря, что молитва требует сосредоточенности, умиления и так далее, а если этого нет, то она только прогневляет Бога. Некоторые слушают эти доводы и бросают молитву на радость врагу.
Начинающий Иисусову молитву подобен гимназисту, поступившему в первый класс гимназии и надевшему форму. Можно думать, что он впоследствии и кончит гимназию, может быть, и в университет пойдет. Но вот проходят искушения первого же урока, например, по арифметике ученик не понял, и помысл ему говорит: "Первого урока не понял, тем более не поймешь второго, а там, глядишь, вызовут. Лучше скажись больным да посиди дома". Если же у ученика есть состоятельные родственники, то тут искушений еще больше, тот же соблазняющий голос говорит: "У тебя дедушка и дядюшка богатые, чего тебе учиться, у них погости". Слушает эти речи гимназист, перестает учиться, теряет зря время, а через несколько лет вырастает никуда не годный балбес. Время ушло, какое тут учение - и исключают его из гимназии.
Так и с молитвой может случиться. Не следует внимать искусительным помыслам, надо гнать их далеко от себя и, не смущаясь, продолжать молитвенный труд. Пусть незаметны плоды этого труда, пусть человек не переживает духовных восторгов, умиления, но все-таки бездейственной молитва остаться не может. Она бесшумно совершает свое дело.
В бытность в Оптиной известного старца отца Льва один инок, двадцать два года проходящий Иисусову молитву, впал в уныние - вроде как бы не видел никаких благоприятных результатов своего труда. Он пошел к старцу и высказал ему свое горе.
- Вот, отче, двадцать два года совершаю я Иисусову молитву и не вижу никакого толка.
- А какой же ты хочешь видеть толк? - вопросил старец.
- Как же, отче, - продолжал инок, - я читал, что многие, совершая эту молитву, стяжали духовную чистоту, имели дивные видения, достигали полного бесстрастия. А я, окаянный, искренне сознаю, что я самый великий грешник, вижу всю свою скверну и, размышляя о сем, идя по дороге от монастыря к скиту, часто трепещу, чтобы не разверзлась земля и не поглотила бы такого нечестивца, как я.
- А ты видел когда-нибудь, как матери держат на руках своих детей?
- Конечно, видел, отче, но как это ко мне-то относится?
- А вот как. Если ребенка потянет к огню и он даже будет плакать из-за этого - позволит ли мать обжечься ребенку? Конечно, нет, она его унесет от огня. Или вышли вечерком женщины с детьми воздухом подышать, и вот один младенец потянулся к луне и плачет: дай ему ее поиграть. Что же делать матери, чтобы его утешить? Нельзя же дать ему луну. Она его в избу унесет, в зыбку положит, покачает: "Нишкни, нишкни, молчи!" Так и Господь поступает, чадо мое. Он благ и милостив и мог бы, конечно, дать человеку какие угодно дары, но если этого не делает, то для нашей же пользы. Покаянное чувство всегда полезно, а великие дары в руках человека неопытного могут не только принести вред, но и окончательно погубить его. Человек может возгордиться, а гордость хуже всякого порока: гордым Бог противится. Всяк дар надо выстрадать. Конечно, если царь просто так, от своих щедрот, преподносит дар, то нельзя, отказавшись, бросить его ему в лицо обратно; надо принять с благодарностью, но и стараться употреблять с пользою. Бывали случаи, что великие подвижники, получив особые дарования, за гордость и осуждение других, не имеющих таких даров, ниспадали в глубину погибели.
- А все-таки хотелось бы от Бога гостинчика, - продолжал инок, - тогда и трудиться было бы и спокойнее, и радостнее.
- А ты думаешь - это не милость Божия к тебе, что искренно сознаешь себя грешником и трудишься, совершая молитву Иисусову? Продолжай поступать так же, и если Господу будет угодно, Он даст тебе и сердечную молитву.
Через несколько дней после этой беседы по молитвам отца Льва совершилось чудо. В один воскресный день, когда тот инок по послушанию подавал пищу братии и, ставя миску на стол, произнес: "Приимите, братия, послушание от меня, убогого", он почувствовал в своем сердце что-то особенное, точно какой-то благодатный огонь вдруг подпалил его. От восторга и трепета инок изменился в лице и пошатнулся. Братия, заметив это, поспешили к нему.
- Что с тобой, брат? - спрашивали его с удивлением.
- Ничего, голова заболела.
- Не угорел ли ты?
- Да, верно, угорел, помогите мне, Господа ради, дойти до моей келлии.
Его проводили. Он лег и совсем забыл о пище, забыл все на свете и только чувствовал, что сердце его пламенеет любовью к Богу, к ближним. Блаженное состояние! С тех пор молитва его стала уже не устной, как прежде, а умно-сердечной, то есть такой, которая никогда не прекращается и о которой Священное Писание говорит: "Аз сплю, а сердце мое бдит…" (Песн.5:2).
Впрочем, не всегда Господь посылает умно-сердечную молитву, некоторые всю жизнь молятся устной молитвой. С ней и умирают, не ощутив восторгов сердечной молитвы, но и таким людям не следует унывать. Для них духовные восторги начнутся в Будущей Жизни и никогда не кончатся, а будут увеличиваться с каждым мгновением, постигая все больше и больше Божии совершенства, в трепете произнося: "Свят, Свят, Свят".
Из Жития преподобного Пимена Великого [35] известен такой случай. К нему пришла однажды его мать из далекой Африки и хотела его увидеть. Когда об этом сообщили преподобному, то он ответил:
- У меня нет матери.
- Как же нет, - возразили ему, - эта приехавшая женщина убедительно говорит, что она твоя мать.
- У меня нет матери, - повторил святой, - но все равно спросите мою мать, желает ли она меня видеть.
- Странный вопрос, отче, если бы она не желала тебя видеть, то не предприняла бы такое путешествие.
- Нет, спросите ее, где она желает меня видеть, в этой жизни или в будущей?
Когда это передали матери святого Пимена, она поняла его значение и ответила: "Желаю свидеться с моим сыном в Будущей Жизни", и ушла обратно.
Этот случай очень назидателен. Может быть, если бы мать настояла на том, чтобы непременно увидеть сына, она не увидела бы его в Будущей Жизни. Когда же ее великий сын обещал с ней увидеться за гробом, то этим обещал ей вечное спасение. Отсюда можно сделать и такой вывод: совершая Иисусову молитву, мы можем не ощущать святых восторгов в этой жизни, но зато в полной силе ощутим их в будущей.
Молитва Иисусова разделяется на три, даже на четыре ступени. Первая ступень - молитва устная, когда ум часто отбегает и человеку надо употреблять большое усилие, чтобы собрать свои рассеянные мысли. Это молитва трудовая, но она дает человеку покаянное настроение.
Вторая ступень - молитва умно-сердечная, когда ум и сердце, разум и чувства - заодно. Тогда молитва совершается беспрерывно, чем бы человек ни занимался: ел, пил, отдыхал - молитва все совершается.
Третья ступень - это уже молитва творческая, которая способна передвигать горы одним словом. Такую молитву имел, например, преподобный пустынник Марк Фраческий. К нему однажды пришел для назидания один инок. В разговоре Марк спросил: "Есть ли у вас теперь такие молитвенники, которые могут и горы передвигать?" Когда он это говорил, гора, на которой они были, содрогнулась. Святой Марк обратился к ней, как к живой: "Стой спокойно, я не о тебе говорю".
Наконец, четвертая ступень - это такая высокая молитва, которую имеют только Ангелы и которая дается, может быть, одному из всего человечества.
Покойный батюшка отец Амвросий имел умно-сердечную молитву. Эта молитва ставила его иногда вне законов природы. Так, например, во время молитвы он отделялся от земли. Его келейники сподобились видеть это. Последнее время батюшка был болен и все время полулежал в постели, так что не мог ходить в церковь. Все службы, кроме обедни, совершались у него в келлии. Однажды совершали всенощную. Батюшка, как всегда, полулежал. Один келейник стоял впереди у образа и читал, а другой - позади батюшки. Вдруг он видит, что отец Амвросий садится на кровати, затем поднимается на десять вершков, отделяется от кровати и молится в воздухе. Ужаснулся келейник, но пребыл в безмолвии. Когда пришла его очередь читать, то другой, встав на место первого, сподобился того же видения. Когда закончили службу и келейники пошли к себе, то один сказал другому.
- Ты видел?
- Да.
- Что же ты видел?
- Видел, что батюшка отделился от кровати и молился на воздухе.
- Ну, значит, это правда, а то я подумал, что мне только это кажется.
Хотели они спросить о том отца Амвросия, да побоялись: старец не любил, когда говорили что-нибудь о его святости. Возьмет, бывало, палку, стукнет любопытствующего и скажет: "Дурень, дурень, что грешного Амвросия об этом спрашиваешь?" - и больше ничего.
В настоящее время в Кавказских горах спасается отец Иларион. Жил он сначала в общежительном монастыре на Афоне, а теперь все оставил и служит Богу в подвиге пустынничества. С ним живет еще молодой (30 лет) монах - отец Венедикт. Ему даны старцем некоторые поручения и среди прочего - узнать, как в монастырях совершается молитва Иисусова. Он объездил многие монастыри (мужские и женские) и пришел к печальному выводу. Эта необходимейшая молитва почти всюду оставлена, особенно в женских монастырях. Исполнители ее кое-где, как свечи, догорают.
Прежде молитву Иисусову проходили не только монахи, она была обязательна и для мирских (например, известный исторический деятель Сперанский [36], издатель законов, упражнялся в творении Иисусовой молитвы и был всегда радостен, несмотря на многоразличные труды свои). Теперь даже монахи недоверчиво относятся к этому подвигу. Один, например, говорит другому:
- Слыхал?
- Что?
- Да отец Петр начал совершать Иисусову молитву.
- Неужели? Ну, верно, с ума сойдет.
Есть пословица: нет дыма без огня. Действительно бывали случаи, что и с ума сходили люди, но отчего? Да брались за эту молитву самочинно, без благословения, и, начав, сейчас же хотели попасть в святые, лезли на Небо напролом, как говорится, ну и срывались.
(Отец Венедикт недавно был в Оптиной, уехал после Преображения Господня. С батюшкой Варсонофием он вел продолжительные беседы и на вопрос об Иисусовой молитве получил ответ: "Все рабы Божии - и в монастыре, и в скиту - проходят молитву Иисусову, только трудовую, то есть первой ступени".)
Впрочем, и на этой ступени есть до тысячи градаций, и проходящие эту молитву поднимаются, так сказать, с одной линейки на другую. Но человек не может определить сам, на каком уровне он стоит. Считать свои добродетели было бы фарисейской гордостью. Надо считать себя стоящим ниже всех и стремиться получить от Господа те дары, которые несомненно несет с собой Иисусова молитва, - это покаяние, терпение и смирение.
Примечания [37]
1. Святитель Игнатий (Брянчанинов), впоследствии епископ, был послушником в Оптином скиту и спросил однажды одного инока: "Скажи, отче, на пользу моей душе, самодвижная ли у тебя молитва?" Тот, видя, что вопрос предложен не из любопытства, сказал: "Слава Господу, сподобившему меня сего дара, с которым я теперь никогда не расстаюсь. Но получил его внезапно, точно молния озарила меня однажды после многих лет трудовой молитвы".
2. По замечанию батюшки Варсонофия, есть в скиту иноки, которые по сорок лет совершают молитву, но она у них все еще трудовая: мысли расходятся.
3. Некто спросил у отца Амвросия: "На каком слове молитвы Иисусовой делать ударение. Не на слове ли Иисус?" "Это великое слово Господа, - отвечал старец, - но для нас, немощных, полезнее делать ударение на слове "грешный".
Примечания
34. Старцы в мужских обителях, как правило, имеют две приемные: мужчины допускаются вовнутрь монастыря (скита), а для женщин устраивается внешняя келлия.
35. Преподобный Пимен Великий († ок. 450 г.; пам. 27 августа) - египетский подвижник.
36. Сперанский Михаил Михайлович (1772-1839) - советник императора Александра I. Руководил кодификацией законов Российской Империи. Будучи сыном сельского священника, в конце жизни получил титул графа.
37. Примечания составлены авторами записи "Бесед".
© Преподобный Варсонофий Оптинский. Духовное наследие. - Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1999. С. 65-294.
Copyright © 2001-2007, Pagez, webmaster(a)pagez.ru
|